Том 4. Счастливая Москва - Андрей Платонович Платонов

идет информация о резком ухудшении экономического положения в тяжелой промышленности и сельском хозяйстве; приказы о прекращении выплаты пособий по безработице лицам, когда-либо внесшим членские взносы в германскую коммунистическую и социал-демократическую партию, приговорили к голодной смерти тысячи рабочих семей (Кризис в Германии углубляется // Вечерняя Москва. 1933.14 авг. С. 1) и т. п.

Советское лето 1933 года в нашей периодике было исполнено в лучезарных красках. В мае газеты постоянно информируют о перевыполнении планов посевной кампании, областных и республиканских съездах колхозников-ударников, подготовке партии к чистке своих рядов. 12 июня в Москве на Красной площади прошел парад физкультурников, который принимали Политбюро и лично тов. Сталин: «Сто пять тысяч физкультурников Москвы демонстрировали вчера готовность к труду и обороне, беззаветную преданность большевистской партии, ее ленинскому ЦК, вождю трудящихся всего мира тов. Сталину» (Правда. 1933. 13 июня. С. 1). В июне на первый план выходят вопросы выполнения государственного плана хлебосдачи, печатается постановление СНК и ЦК ВКП(б) «О сдаче зерна государству из урожая 1933 года» (от 21 июня) с контрольными цифрами на июль-август по всем регионам. В этот же день вместе с публикацией постановления и редакционной статьи «Выполнение плана хлебосдачи – первая заповедь» газета «Правда» в разделе «Литературная хроника» сообщала, что в плане намеченных Оргкомитетом ССП собеседований писателей с политическими и государственными деятелями страны состоялась первая встреча – с народным комиссаром земледелия т. Яковлевым (Правда. 1933. 22 июня. С. 4). Все лето писатели готовились к своему съезду, обсуждали его повестку, брали на себя все новые и новые обязательства по освещению всех фронтов социалистического строительства. В августе 120 писателей отправились на Беломорско-Балтийский канал им. Сталина для подготовки образцового коллективного труда. 23 августа «Литературная газета» посвящает целый раздел теме «Книгу – социалистической деревне», печатает проекты работ писателей для деревни, в планах – новый журнал «Великий перелом» (ЛГ. 1933. 5 сент. С. 4), книги о политотделах МТС и т. п. Какие обязательства взяли на себя советские писатели после встречи с наркомом земледелия, можно только догадываться. На страницы печати и в публикуемые «тексты» не вошла тема массового голода 1932–1933, масштабы которого превзошли голод 1921 года. Платонов один из немногих в среде советских писателей, кто в 1933 году напишет о голоде (трагедия «14 красных избушек»); тему советского голодомора освещают и страницы «Мусорного ветра». В Германии 1933 года не было массового голода, как и не было еще памятников Гитлеру – это реалии советской жизни (см.: Дебюзер Л. Альберт Лихтенберг в «мусорной яме истории» (О литературном и политическом подтексте рассказа «Мусорный ветер») // СФ-1995. С. 244).

Осенью 1933 года рассказ читается в московских журналах. В заполненной 3 января 1934 года справке для Группкома МТП Платонов указал, что рассказ «Мусорный ветер» принят к публикации (Воспоминания. С. 318). 19 февраля 1934 года Платонов отправит рассказ М. Горькому с просьбой напечатать его в альманахе «Год Семнадцатый». 16 марта Горький ответит Платонову: «Рассказ ваш я прочитал, и – он ошеломил меня. Пишете Вы крепко и ярко, но этим еще более – в данном случае – подчеркивается и обнажается ирреальность содержания рассказа, а содержание граничит с мрачным бредом. Я думаю, что этот ваш рассказ едва ли может быть напечатан где-либо» (Литературное наследство. Т. 70. М., 1963. С. 315).

Такыр*

Впервые: Красная новь. 1934. № 9; альманах «Айдинг-Гюнлер» (М., 1934).

Контуры рассказа представляет первая туркменская записная книжка Платонова. Несколько записей о реальном и символическом месте событий: «Мечта о предгорьях Копет-Дага, о берегах Аму, как о прохладном рае. Страшная жизнь на глинистых раскаленных такырах, как на сковородках ада. Даже куст саксаула – куща» (ЗК. С. 132). Такыр (тюрк, ровный, гладкий) – плоская глинистая поверхность пустыни, почти лишенная растительности; весной обычно заливается дождевой водой. Весенний такыр предстает в рассказе как символ двойной смерти (мертвый такыр). В зороастрийской мифологии возникновение пустыни относится ко второму периоду мировой истории – эре смешения добра и зла, до прихода в мир пророка (см.: Рак И. В. Зороастрийская мифология. Мифы древнего и раннесредневекового Ирана. СПб., 1998. С. 100). Прямая отсылка к зороастрийской легенде появляется в повести «Джан»: «Здесь, персы говорили, был ад для всей земли», «всемирный ад». С Персией связан и замысел образа главной героини рассказа: «Из Ирана в Туран пошел поезд» (ЗК. С. 131); «Джумаль не из Персии ли? Не персиянка ли, столь частая женщина туркмена? Увезенная девочкой, еле узнавшая любовь, – или не стоит?»; «Событие может идти на туркменском выходе из Фирюзы» (ЗК. С. 141). Оппозиция Иран/Туран – базовая в зороастризме: Иран – символ царства Ормазда (божества добра, света и мира), покровителя оседлого скотоводства (дома-семьи, растений); Туран – символ царства Ахримана (божества зла, войны, тьмы), покровителя кочевников. Эта оппозиция было воспринята таджико-персидской поэзией, с которой Платонов знакомился в эту пору. Так, в стихотворении «Сердцу» Махтумкули мы находим прообраз драмы персиянки Заррин-Тадж: «Закрыв глаза, держал я путь в Иран; / Судьбой влекомый, я попал в Туран» (Махтумкули. Избранное. Ашхабад, 1960. С. 34).

Первые сомнения, что рассказ «Такыр» отвечает общему направлению советской литературы о социалистическом преобразовании Туркмении, прозвучат в фельетонной заметке «Дремать и видеть наполовину» прозаика Н. Никитина, опубликованной 18 января 1935 года на страницах «Правды». Подобрав фразы из рассказа и смонтировав их по темам любви и смерти, заметив, что рассказ очень смахивает на «литературно не обработанный перевод с персидского и тюркского», рецензент возложил на редакцию «Красной нови» ответственность за публикацию возмутительного рассказа Андрея Платонова (подробно см.: Корниенко Н. «Размышления читателя»: Николай Никитин – рецензент рассказа «Такыр» // СФ-2003. С. 727–740).

О выступлении «Правды» Платонов узнал в Туркмении. Из Москвы он уехал, судя по сводке секретно-политического отдела НКВД от 16 марта, в неплохом настроении, что связывалось с «оживлением литературной деятельности» и «успехом» рассказа «Такыр» среди писателей (см.: СФ-2000. С. 856). «„Такыр“ они очень одобряют, но, по-моему, не вполне (и далеко не вполне) понимают его. Сказывается просто отсутствие квалификации. Но это мне все равно» (Архив. С. 516), – сообщает он 20 января в письме жене Марии Александровне о встрече с писателями Ашхабада. 25 января Платонов узнает о публикации «Правды» и отправляет жене телеграмму: «Телеграфируй немедленно срочной, какая критика. Не отчаивайся» (Архив. С. 518). Впечатление от прочитанной заметки Никитина сохранила записная книжка Платонова: «От страха мне сначала показалось, что у Н. Никитина не одна голова барана, а две головы» (ЗК. С. 166). Пятого марта о рассказе выскажется А. Щербаков в докладе на