Лицом вниз. Антология греческой прозы XIX века - Александрос Пападиамандис

в старую, заброшенную церковь, чтобы помолиться. Она предпочла покинутый храм, ведь в приходскую церковь, которую Франгоянну посещала на протяжении всего Великого поста, она не решалась заходить далее притвора, что находился позади двери, ведущей в женскую часть, и постоянно была готова бежать, если кто-нибудь ее погонит. Франкоянну не боялась Папаниколаса, строгого и аскетичного приходского священника, или дядьку Димитриса, церковного старосту, что постоянно ворчал и был грубым со старухами, не желавшими подниматься на женскую половину и требовавшими, чтобы у них в распоряжении всегда было маленькое огороженное пространство с рядом скамеек в северо-западной части храма. Она боялась Архангела, свирепого на вид, что раскинулся над северными вратами храма, держа в руке огненную ромфею[45].

Старуха вошла в заброшенную церквушку, зажгла свечку, лежавшую вместе со спичками у нее в корзинке, и три раза глубоко поклонилась перед полустертой фреской. Ей никак не давала покоя одна мысль, вертевшаяся у нее в голове, и Франкоянну заговорила так громко, что, находись кто поблизости, он обязательно бы ее услышал: «Мой Святой Иоанн, коли я правильно поступила, пошли мне сегодня знак… и я сделаю какое-нибудь доброе дело, чтобы успокоилась моя душа, мое сердечко!..»

Глава 9

Солнце почти зашло, и старуха Хадула покинула заброшенную церковь, направившись обратно домой с полной корзиной. Она вновь пошла вдоль реки, затем повернула направо и стала подниматься по холму Святого Антония в сторону дома. Но прежде чем забраться на вершину холма, где стоит часовня и откуда открывается величественный вид на гавань и на поселок, она увидела большой и очень ухоженный огород Янниса Градаря. Этот огород находился в глубине небольшой долины реки Маму, примыкавшей под тупым углом к долине реки Ахил. Тогда Франгоянну подумала: «Схожу-ка я к Яннису, попрошу у него пучок лука или немного салата… что мне терять?»

В этот момент Хадула вспомнила, что жена Янниса, по слухам, захворала. Старуха не знала, лежит ли больная в домике, находившемся в огороде у калитки, или же лечится в поселке. Но раз уж сам хозяин работал у себя в саду (она так подумала, увидев издалека открытую калитку), старуха решила оказать ему услугу — отдать травы, которые она насобирала, заверив, что из них получится отличное снадобье для его жены.

«Да как удружить этим беднякам! Самым большим одолжением было бы снабдить их бесплодной травой, прости Господи. Или на худой конец травой для рождения мальчиков. Отчего же эта нищета все плодит девочек! У него их, по моему разумению, уже пять или шесть. Может, конечно, какая из них померла… но у них же, как у кошек, — семь жизней!»

Много лет назад Хадула, бродя по горам и ущельям, действительно искала для своей дочери «траву для рождения мальчиков», но ту, что она нашла, не помогла и, наоборот, подействовала как «трава для рождения девочек». Однако ей самой когда-то помогло снадобье, которое ей дала золовка, и Хадула родила четырех мальчиков и всего трех девочек. А насчет «бесплодной травы» ее духовник еще давно сказал, что это большой грех.

Спускаясь по склону, Хадула заметила, что Янниса Градаря в саду нет: мужчина работал на соседском поле, которое он, скорее всего, брал внаем у соседа как испольщик. Поле, размером около пяди, располагалось на локоть ниже сада и было засеяно зеленеющим ячменем. Там-то, согнувшись, Яннис и полол траву — вырывал бурьян и другие сорняки среди посевов. Он находился в дальнем конце сада, когда Янну подошла к калитке, а затем и вовсе исчез за густой изгородью, так что, даже если б она его и окликнула, он бы ее не услышал. Крестьянин, целиком погруженный в работу, не заметил старуху.

Янну вошла внутрь. Рядом с калиткой стояла темно-белая лачуга, грязная и довольно запущенная. Было видно, что ее давно не штукатурили, наверное, из-за болезни хозяйки. Перед лачугой в беспорядке были разбросаны инструменты и вязанки дров, и повсюду росла трава. Дверь была заперта. Оба окна закрыты. Сверху виднелась форточка, но, чтобы забраться наверх и посмотреть, есть ли кто внутри, Франгоянну должна была подняться на две или три ступеньки и встать на маленькую, неогороженную деревянную приступку, похожую на балкон.

Пока она думала, посмотреть ли в окно или просто ступить на веранду и постучать в дверь, она услышала девичьи голоса. Чуть поодаль находилась лужайка с колодцем и рядом с ним глубокий резервуар с водой, края которого чуть возвышались над землей. На этом искусственном берегу, на краю резервуара, сидели две маленькие девочки — одной около пяти, другой около трех лет — и играли с тростником и веревочкой с гвоздем на конце: они как будто ловили рыбу в резервуаре.

«Вот он, знак Святого Иоанна! — подумала Франгоянну, увидав девочек. — Если б эти девицы свалились в резервуар и захлебнулись, это бы облегчило жизнь бедному садовнику и его жене! Ну-ка, глянем, есть ли там вода?»

Она подошла поближе и, нагнувшись, увидела, что резервуар был заполнен на две трети сажени.

— И чего только этот папаша оставляет своих маленьких дочек без присмотра, — сказала сама себе Франгоянну. — Они же и сами запросто могут свалиться в воду!

Старуха тревожно оглянулась и посмотрела на лачугу. Казалось, что внутри нет ни души.

Затем она с любопытством стала разглядывать двух девочек. Старшенькая, с русыми волосами, отличалась красотой, и хотя была какая-то неухоженная, все же производила хорошее впечатление. Младшенькая, бледная, в плохой одежке, как будто страдала «худосочием», то есть была чрезвычайно тощей.

— Девоньки, что вы тут делаете? Где ваша мама? — спросила их Франгоянну.

Старшенькая ответила:

— Ома.

— Дома, значит, — догадалась старуха. — А где дома? Здесь или в деревне?

— Ее здеся неть, — отозвалась младшенькая.

Кажется, они соблюдали наказ отца не беспокоить больную мать. Та, стало быть, находилась внутри лачуги, а окна были заперты, чтобы ей не навредил сквозняк. Ее муж, наверное, только что ушел к соседу на поле, чтобы еще немного поработать, и поленился или, может, посчитал лишним запирать калитку сада.

Старуха продолжала расспрашивать:

— То есть ваша мама в деревне? И как же вы тут одни-одинешеньки?

— Папа здеся, — сказала младшенькая.

— Где же?

— Вот тама, — она махнула рукой.

— И что он там делает?

Девчушка пожала плечами. Она не знала, что сказать. В конце концов она ответила:

— Лаботает.

— Как тебя зовут, милая?

— Меня? Мсуда (Мирсуда).

— А твою сестру?

— Тула (Аретула).

Франгоянну призадумалась: «Закричат ли они? Услышат ли их? Да кто их услышит! Надо действовать быстро, — добавила она про себя. — Их