Следующая остановка – «Пионерская-стрит» - Арина Павловна Обух

И тут, как одобрение свыше, зазвучала знакомая мелодия, которая не могла уже звучать…

– Что это? Ты слышишь?!

– Слышу…

– Это наш чайник-флейта?

– Это призрак чайника-флейты.

Чайник-флейта покинул нас совсем недавно.

– Ага, «покинул». Это как – «несчастной жертвой Ленский пал».

– Ну а как сказать?

– Так и сказать: ты убила чайник, я дерево, а Онегин – Ленского.

Ладно. Значит, это был обычный чайник. У него не было свистка, но при этом каким-то волшебным образом он напевал удивительно красивую мелодию, за что мы и прозвали его флейтой.

Но у нашего чайника был один недостаток – пластмассовая ручка; она плавилась от огня конфорки. И в один ужасный день мы купили новый, с железной ручкой. Кипит и молчит.

– Я скучаю по чайнику-флейте. Ну, горел немного, и что. Ему бы просто ручку другую…

– Ты знаешь, я думаю, что, если отнять у индивида одно лишь качество, мешающее нам любить его, то этот индивид может вообще исчезнуть. Потому что природа не повторяется, и такой набор у неё уже есть, и другой такой же уже не нужен.

– Ты это о чайнике?

– Обо всех.

– Тогда, если я буду убирать за собой, я тоже исчезну.

Ты смеёшься.

– Ладно, не исчезай. Но хотя бы подними с пола эти бумаги. Что это валяется?

– Не валяется, а лежит на полу. Я решила разобрать стол. Это, кстати, те письма, которые мы купили на Удельной. Тут вот моряк своей Валюше пишет, что хочет вернуться в Ленинград к Новому 1960 году. Адрес отправителя: Море.

Адрес отправителя: Зима

«…Я так соскучился по тебе, дорогая моя Валя, и хочу, как можно быстрее, попасть в твои объятия и крепко-крепко тебя поцеловать и прижать к себе. Хорошо бы прийти к Новому году, но об этом пока можно только мечтать…»

И в конце:

«Чувствую себя удовлетворительно, было бы хорошо, но нет тебя рядом, так что только удовлетворительно… Большой привет всем знакомым и пожелания от меня в счёт Нового года, всех благ. Потрепи Кузю за ухо, чтобы не баловался. Крепко целую тебя, до встречи».

– А зачем мы купили это чужое письмо? Даже неловко…

– А оно в коробке валялось под снегом и без призору… Мне как-то спокойнее, что оно теперь в доме. А ещё адрес отправителя приятно читать: «Море». Это как адрес отправителя: «Зима».

Зима – это наш сегодняшний адрес. По зиме к нам являются призраки и мучают нас.

– Говорят, всё, что тревожит, надо записать на бумажке и сжечь. И это исчезнет из памяти.

– А что тогда останется? Выжженное поле? Это письмо – тоже сжечь?

– Нет… положи пока на стол… под стекло.

Я кладу письмо на старинный ломберный столик, накрываю стеклом. Под ним хранятся мои детские рисунки, открытки, фотографии… На одной из них я вот-вот взлечу в небо.

– А помнишь, как ты меня посадила на качали, они назывались, кажется, «Фламенко», и тебе сказали, что это совершенно безопасно, а меня унесло в небеса. И ты бросилась следом за мной, пытаясь руками остановить эту мельницу. Мы были обе на грани гибели.

– У тебя какая-то дурацкая мать. А сколько тебе тогда было лет?

– Не помню.

– Когда мне хочется восстановить в памяти какое-то событие, я всё время пытаюсь вспомнить – сколько тебе было лет. Вот если тебе было пять, значит, у меня была короткая стрижка, шифоновое платье синего цвета и шифоновое состояние души. А если тебе было семь – то у меня была совсем другая причёска… Я вижу себя – только рядом с тобой.

– Нет, у тебя тогда были индийские штаны с попугаями, мои любимые. И потом я увидела их на бомжихе, причём торчала из помойки только её большая попа с попугаем. Ты выбросила эти штаны без моего разрешения!.. Это было горе.

– Пусть это будет самое большое горе в твоей жизни. Но ты остановилась на том, что Николь юркнула в приоткрытую дверь… А что случилось дальше?

– А дальше – её унесло на ту улицу-лестницу. Она вернулась в Льеж. Преподаёт в школе русский язык. Сыну Половцева уже восемь лет. По-русски не говорит.

– Похоже на конец фильма. Пошли титры.

…Ну а мы пойдём на Старо-Калинкин мост, где соберутся все наши дорогие призраки: Николь, чайник-флейта, убитое дерево, «дорогая Валя» и утраченные штаны с попугаями.

И мы об этом говорим.

– Мы когда-нибудь перестанем об этом говорить…

– Но не сегодня.

P.S

Оказалось, что это не Николь покупала наши необыкновенные, фиолетово-бордовые капустные листья на Сытном рынке. Это была другая француженка.

Её зовут Элизабет. Художник-реставратор – прекрасная Элизабет де Треал де Кинси-Траугот. Супруга и муза того самого волшебного художника, чья мастерская смотрит на мир огромными арочными окнами. И те причудливые вазы с цветами на окнах художника – это и правда были наши декоративные капустные листья!

И вот мы смотрим на Питер уже изнутри мастерской, мы теперь тоже персонажи этих окон – вместе с вазами, вместе с капустными листьями.

И мы говорим:

– Это же наши капустные листья!

Элизабет смотрит на нас.

– Эти цветы?!.

– Да! Только это не цветы, это наши капустные листья!

– Вам нужны капустные листья?..

Элизабет по-прежнему не соотносит слово «капуста» с прекрасными букетами, которые стоят на её окнах. И это понятно, ведь в вазах цветёт что-то сложное, изысканное, французское. Но во Франции таких нет!

Это наша капуста – садовый участок «Красные зори»!

На фоне красного брандмауэра

Ты хотела, чтобы тебе это показалось. Было желание скорее пройти мимо: ну, показалось и показалось. Мало ли, что за шум.

Но что-то из глубины этого позднего вечера обращалось к тебе. Именно к тебе, потому что никого другого рядом не было.

Что-то живое настойчиво било по крыше гаража: мол, иди сюда, помоги, тут такое дело…

Ты вернулась, подошла ближе. И увидела, что по гаражу бьёт чьё-то огромное крыло. То ли орёл, то ли грифон.

Оказалось, чайка.

Крылом машет, взлететь не может.

И вот вы смотрите друг на друга: мол, что делать?

Потом к вам подошли ещё какие-то люди. Каждый подарил чайке свой взгляд. Постояли немного и разошлись по домам.

Но ты снова вернулась. Не знаю, зачем. И ты тоже не знаешь. Наверное, ты просто хотела убедиться, что чайки нет, улетела.

Вместо этого ты увидела двух женщин, зачем-то залезающих на гараж. Они смеялись. Чайка уже не била крылом, а испуганно вжималась в крышу. Увидев тебя, женщины