Дефект всемогущества - Фёдор Михайлович Шилов

Валера между тем уже подумывал не просто о любовницах, а о новой женитьбе. Что-то вроде выгодного обмена: меняю жену с маленькой двушкой на жену с просторной трёшкой. Такая на горизонте как раз замаячила. Объявление могло бы звучать ещё обиднее: меняю недожену на хозяйственную женщину. Трёшка обязательна при любом раскладе. Станет ли он изменять той, следующей, хозяйственной, Валера не думал. Наверное, станет, привык уже. Теперь он даже не оправдывался необходимостью метаться между несколькими женскими настроениями, он просто изменял. Тщательно, со вкусом и в полной уверенности, что Света сама на этом настояла.

– Неумелая я у тебя. Бросай меня… Или заведи любовницу…

– Да, Свет, я ухожу, – ответил он однажды, – ты права. Оставайся, живи неумехой дальше сама, а мне другая нужна. За то, что любовниц позволяла, – спасибо, не всякая жена согласится…

– Любовниц позволяла? – вдруг взвилась Света. – Что значит позволяла? У тебя что, была любовница?

– Да, и не одна, ты ж сама талдычила день за днём: «тебе такая, как я, не подходит, поищи другую». Я и поискал. Перебрал десяток вариантов. Нашёл.

– Ах ты ж, скотина! – Света накинулась на мужа с кулаками. Но Валера только пожал плечами и молча собрал сумку, выдерживая периодические Светины нападки: попытки порыдать, покричать, ударить его, помириться, затащить в постель – весь этот перемолотый в отвратительную жижу винегрет.

– Пока, —выдавил он, захлопывая дверь.

– Ну и вали! – заорала она через дверь, а потом повела себя более привычным образом: легла на диван, поджала ноги и заскулила, постоянно прокручивая в голове одну и ту же мысль:

«Я никчёмная, я никому не нужная, я неумеха, ни один мужчина не захочет со мной жить…»

Мысль эта усиливала ненависть к отцу. Он не заставил, не научил, не помог ей пересилить лень! Позволял капризничать, бездельничать, отлынивать от работы! Потакал её прихотям и в итоге сломал ей жизнь! Говорил, что плохих людей не бывает, а сам оказался первой сволочью!

Так уж, увы, случается, что один благовидный поступок, совершённый человеком, привыкшим делать гадости, ценится порой гораздо больше, чем целая жизнь праведника, однажды оступившегося. Свете, чтобы записать отца в предатели, понадобилось ох как немного.

ГЛАВА 10

Из наблюдений за Оладьевыми, лето 2014 года

Алевтина готова была поверить, что влюбилась в Евгения. Он разительно отличался от Ивана, делал истинно дачные романтические сюрпризы: мог нарвать огромный букет ромашек или наполнить горсти лесной земляникой, попросить Алю закрыть глаза и скормить ей эту землянику прямо из ладони.

Алевтина мысленно звала Евгения «санаторием». Реабилитацией после резкого, вспыльчивого муженька.

Иван наблюдал за каждым её шагом. Где бы ни находилась, Алевтина всегда чувствовала, что за ней следят: сквозь балки забора или через окно летней кухни, с чердака или с веранды. Тяжёлый взгляд Ивана преследовал её, даже когда она была уверена, что скрыта бревенчатыми стенами. Ещё бы: развод фиктивный и брак с Евгением должен быть фиктивным! Всё быстро и просто: разводимся, откармливаем соседа таблетками, а дальше ждём, пока умрёт. Потом – наследство и повторный брак с Иваном. Всё строго по плану!

Таблеток должно хватить. У Алевтины недавно от онкологии умерла тётушка. После её смерти осталось достаточно «Метрокса»1. Тётушке вместо необходимого препарата скармливался глюконат кальция – благо по цвету и размеру таблетки было не отличить. А исходное содержимое выданной в диспансере банки Алевтина ссыпала в другой пузырёк. Выбросить лекарственное средство рука не поднималась, авось ещё зачем-нибудь сгодится. Тем более что был у «Метрокса» очень полезный побочный эффект: у людей, не имеющих онкологического заболевания, он мог спровоцировать рост опухоли. На семейном совете было постановлено угостить Евгения таблетками именно с этой целью. Самостоятельно молодой и не жалующийся на здоровье сосед отправиться в мир иной соберётся, вероятно, ещё не скоро, а использовать какие-нибудь другие яды опасно, да и взять их неоткуда.

Развод – замужество – наследство – замужество. Отличная схема. Деталька к детальке. Кирпичик к кирпичику. Из которых в итоге складывалось новое всемогущество, которое опять оказалось с дефектом.

Алевтина с садистским наслаждением издевалась над Иваном – это было её своеобразной местью за бесконечный надзор. Она дразнила его через забор, как тупого злобного пса, бросающегося на каждого, кто замахнётся палкой или попытается утащить из-под его носа сочный недогрызенный мосол. Иван был собственником, он давно охладел к Алевтине, а может, никогда и не пылал, но всё же несколько раз словесно подчеркнул, что достоверность в новом браке ей надлежит соблюдать с оглядкой.

– Узнаю, что мудак Женька тебя трахал, убью обоих!

– Знаю-знаю, – хрипло посмеивалась Алевтина, – я лишь суррогатная мать. Вернее – суррогатная жена, которая должна выносить для тебя заветный участок, родить точно в срок, но при этом зачатие должно произойти максимально непорочно! Всё сделаю, зайчик, – глумливо добавляла она, зная, как бесят Ивана уменьшительно-ласкательные суффиксы и всякого рода семейные прозвища.

Каждый, услышавший их разговоры, которые – сколь бы мирными ни казались – всегда являлись перебранками, задумался бы: как такие люди вообще сошлись и, самое главное, зачем поддерживают союз, исполненный взаимной ненависти и презрения?

Иван стоял, глядя в щёлку между двумя металлическими секциями. Ему эти шпионские страсти были поперёк горла, но встречаться открыто сейчас казалось неразумным. Смерть Евгения и последующий повторный брак Алевтины вызовет толки и пересуды, но пусть лучше говорят, что она мечется между двух мужиков, чем посчитают убийцей. Алевтина рада была бы и совсем не видеться какое-то время: отдохнуть от этого больного ублюдка…

– А что, милый, если я вдруг не захочу снова выходить за тебя замуж?

Истинное всемогущество! Весь он, этот идиот, у неё в кулаке. Станет плясать под её дудку, если хочет получить свой чёртов участок. Мёдом ему там намазано, тьфу. Золото, что ли, искать собрался или нефть качать? Бывают же такие заскоки! Синдром нереализованного желания, так вроде это называется? Вот у её муженька синдром перерос в манию. Хочет он этот участок, спит и видит, с криком просыпается, если снится, что сделка опять сорвалась. Гонка за вечным ускользающим счастьем – мучительная, болезненная, и ничем эту боль не унять, не затмить, придумай хоть тысячу хобби и прочих замен, ни одна из них не покажется равноценной!

– Не делай из меня сумасшедшего, – зло шипел на неё Иван, – ты такая же ненормальная, как и я, иначе не согласилась бы на всё это! Что молчишь, нечем крыть?

– Крыть мне тебя всегда есть чем – матом, – огрызнулась она, – а молчу, потому что