Пассажиры империала - Луи Арагон

есть дружки, сущие сутенёры. Это, конечно, ещё не причина, но ведь просто можно заплесневеть от безделья, теперь везде принято самим обслуживать себя; кажется, в Америке это в большой моде, даже миллиардеры сами подметают пол у себя в спальне. И вот Полетта, вся в стиле Трианон 27, купила на первые же деньги, заработанные сыном, очаровательные переднички с нагрудником и принесла себя в жертву новомодному увлечению, очень, однако, напоминавшему восемнадцатый век, решившись на этот подвиг, потому что теперь уже нет больше замков, нет имений, нет слуг, достойных доверия, а есть Республика и надо жить по-современному.

За чашкой чая у своих приятельниц она говорила также, что нынче молодой человек из самого лучшего общества, должен подтвердить свои грамоты на дворянство, доказав, что он сумеет выбиться из нужды. «Вы ведь знаете моего сына Паскаля, не правда ли? Так вот, я сказала ему: дорогой мой мальчик, смелей бросайся в воду, не стыдись никакого ремесла, докажи, что ты мужчина. Будущее за self-made man 28. Вот ещё одна идея, которая пришла к нам из Америки! Рокфеллеры и Гульды начали свою карьеру мальчиками-лифтёрами, верно?»

Полетта, однако, не рассказывала, какую драматическую сцену она устроила Паскалю, когда он объявил ей, что нашёл себе место в оптовом магазине, торгующем искусственными цветами и перьями, на улице Сантье.

— Как! Поступил в лавку? Приказчиком? Да если б ещё в благородной отрасли торговли, — например, в книжную лавку или что-нибудь подобное… ну какие там ещё бывают…

Однако нужно было есть и спорить долго не пришлось. Для начинающего жалованье положили Паскалю неплохое — сто пятьдесят франков в месяц, с обязательным, однако, условием быть прилично одетым. Хуже всего оказалось то, что молодого приказчика должны были представить хозяину родители. Полетта чуть не умерла от ужаса. В конце концов она совершила эту церемонию. При этом она была преисполнена трагического величия и очень смешна. Паскаль готов был её убить, ведь ему пришлось вынести саркастические замечания хозяина и ядовитые усмешки других приказчиков, очевидно, знавших его историю. Отец одного из его школьных товарищей дал ему рекомендацию, по которой его и приняли на службу. Чтобы не тратиться на омнибус, он вставал в половине седьмого и пешком проделывал путь от Монружа до Сантье. Ему полагалось быть на месте в восемь без четверти, так как торговля велась оптовая, и представители разных фирм, перед тем как отправиться в турне, зачастую являлись в магазин пополнить свой ассортимент.

В те времена на сто пятьдесят франков можно было существовать, но не семье из трёх человек, особенно если двое из её членов смотрят на деньги, заработанные главой семейства, как на сущие пустяки, не стоившие ему никакого труда. В двенадцать лет Жанна отличалась возмутительным легкомыслием, воровала из карманов брата деньги и покупала на них пудру, духи или корсет, как у взрослых девиц, хотя у неё ещё не было никаких оснований его носить. Если Паскаль бранил за это сестру, мать затыкала себе уши и говорила, что её просто с ума сведут, что Паскаль скупердяй, вылитый портрет отца и в конце концов, по примеру родителя обязательно бросит свою семью. Всё это говорилось для того, чтобы не признаваться, что при распродаже в магазине Бон-Марше она купила со скидкой, то есть очень, очень выгодно, — три пары перчаток. «Ах, кстати, в доме вышло всё масло, и если Паскаль сбегает в лавку за маслом, это будет очень, очень мило с его стороны».

Никогда Полетте и в голову не приходило, что она могла бы зарабатывать и кормить своих детей. Да чем она могла заработать, боже ты мой? Никаких талантов и способностей у неё не было; случалось, она вязала когда-то красивые помочи для благотворительных базаров, но и только… Она ничего не знала, ничего не умела и гордилась этим. Настоящая женщина — предмет роскоши, не требуйте от неё полезности. Женщины, которые работают, это уже не женщины. Когда сын достал ей работу на дому, — надписывать адреса на конвертах, — и сказал властным тоном, что обе они: мать и дочь, должны приняться за дело и, получая по три франка с тысячи конвертов, могут зарабатывать на хозяйство по шестьдесят франков в месяц, и тогда можно будет класть побольше мяса в суп, — поднялся дьявольский шум, крики, плач, тем более что тут вмешалась Жанна; пошли попрёки: вот она учится, аккуратнейшим образом ходит в школу, не то что лодырь Паскаль, который воспользовался предлогом и бросил коллеж, нисколько не беспокоясь о будущности и приданом своей родной сестры, — да и кто теперь её замуж возьмёт, раз у неё брат служит приказчиком в магазине, это уж конец, конец всему, как тут не возмущаться, ведь стоит только подумать, какое у них было состояние, какое положение в обществе они занимали! «Ты вот не знал своего дедушку, — а он был префектом!» Но в конце концов конверты вошли в семейный быт.

Паскалю пришлось выслушать немало приятных слов в тот день, когда его выставили за дверь магазина «Цветы и перья», так как хозяин застал его со своей женой, которая была весьма недурна собой и уже месяца два вертелась около нового приказчика. «Так вот оно что! Он не постыдился лишить хлеба свою мать и свою родную сестру, и ради чего?! Господи боже мой, ради чего?! Ради того, чтобы делать всякие пакости в комнате за лавкой с какой-то… уж я не знаю, как это назвать… Тш-ш! Вот идёт твоя сестра! Имей по крайней мере уважение к своей сестре!» Надо сказать, что Паскаль весьма кратко и весьма грубо сообщил матери о своём увольнении и о причинах такового. Он страшно злился на самого себя и надо же было на ком-нибудь сорвать злобу, да, кстати, он считал не лишним раз и навсегда осведомить мать, что он мужчина и живёт своей мужской жизнью, — тогда она перестанет говорить о нём с посторонними этаким возмутительным матерински-покровительственным тоном.

Он переменил много мест, был приказчиком в мануфактурном магазине, регистратором в гостинице на Больших бульварах, секретарём литератора, который позабывал платить ему, но умел польстить Полетте. Его взяли гидом в туристское агентство, он носил фуражку с галунами и водил иностранцев в Лувр. Нигде он не удержался. Не везло. При каждом увольнении сарказмы Жанны и упрёки госпожи Меркадье усиливались. Да ещё и конверты не всегда бывали, а при расчётах за адреса переписчиц неизменно надували.

Но наконец, благодаря счастливому случаю, с работой наладилось. Паскаль встретил на улице свою бывшую возлюбленную, жену