Пассажиры империала - Луи Арагон

коммерсанта, торговавшего автомобилями на проспекте Великой армии. Дама растрогалась, увидев на Паскале обтрёпанный пиджак. Через родственника своего мужа она добилась для него места; несмотря на юный возраст (Паскалю только что исполнилось восемнадцать лет) его приняли на должность агента по сбыту товаров в оптовую фирму «Фарфор — фаянс», там предлагали всякие фарфоровые изделия: чайные сервизы, обеденные сервизы, разрисованные чашки, фарфоровые статуэтки и так далее, — работали главным образом на экспорт. Дело требовало предварительной выучки, а фиксированного жалования не полагалось. Получали комиссионные. Но фирма была очень солидная, поставлявшая свои товары главным образом в Россию, в Соединённые Штаты и в Бразилию. Иногда ей делали заказы на огромные суммы. Но надо было находить заказчиков.

В сопровождении тринадцатилетнего подручного, который помогал ему нести чемоданы, и сам нагрузившись двумя тяжёлыми чёрными ящиками, побывавшими уже во многих передних, Паскаль ежедневно совершал своё паломничество, ходил от одного комиссионера к другому в поисках клиентов, только что приехавших из-за границы, обычных поставщиков больших магазинов Берлина и Будапешта, Чикаго и Буэнос-Айреса, носил образчики товара с улицы на улицу, между Страсбургским бульваром и улицей Лаффита, исследовал во всех направлениях четырёхугольник Отвиль — Пуассоньер — улица Лафайетта — Большие бульвары, поднимался и спускался по лестницам, простаивал часами перед запертыми дверями среди враждующей стаи конкурентов, целой толпы таких же бедняков, как и он, голодранцев, готовых на всё, чтоб опередить его и даже перехватить у него заказ; по сто раз в день он испытывал чувство разочарования, едва не плакал от досады и усталости, когда уже ноги у него подкашивались, а руки еле выдерживали тяжесть чемоданов, и всё же бессмысленная надежда заставляла его ещё раз бежать к скверу Монтолон в поисках заказа, о котором он узнавал от осведомлённых людей, из газетных объявлений или из случайно услышанной болтовни двух старух-перекупщиц, промышлявших облезлыми мехами.

Крупных заказов всё не было. Но кое-что иногда удавалось продать. Невероятные вещи невероятным покупателям. Однажды некий турок дал ему заказ на тысячу экземпляров статуэток бисквитного фарфора, изображавших пастушку, которая поправляет на своей ножке подвязку. Паскалю говорили, что работа у него приятная, потому что он сам себе хозяин. Нет обязательных часов. Если надоест, всегда можно пойти прогуляться. Совершенно верно. То-то Паскаль и работал с половины седьмого утра до шести часов вечера. Утром нужно было брать образцы, а к семи часам попасть к тому или иному известному комиссионеру в надежде получить заказ на двести — двести пятьдесят франков.

А когда Паскаль возвращался вечером домой, Жанна, очевидно считая это очень остроумным, спрашивала, сколько он продал ночных горшков.

XXV

Однажды утром Паскаль был в превосходном настроении, — отчасти весна тут играла роль, но, кроме того, и нежданно привалившая удача: покупательница из Филадельфии дала ему огромный заказ на сумму в десять тысяч франков, и за вычетом денег, которые он должен был уплатить комиссионеру, ему лично причиталось пятьсот франков, — целое состояние! Тотчас же он пренебрёг всякими мелкими заказами и отправил своего носильщика со всеми чемоданами на улицу Петитзэкюри в одну торговую фирму, ждать клиента, который должен был прийти туда не раньше половины двенадцатого — двенадцати часов дня. А сам Паскаль решил немножко отдохнуть, прогуляться по залитому солнцем чудесному Парижу, где дома были грязны и обезображены коммерцией, зато все женщины казались таинственными и красивыми. Он принял ванну в старом ванном заведении на улице Виктуар, дремлющем в глубине двора за зелёной завесой листвы, с бронзовыми задумчивыми фигурами, держащими канделябры. Его хорошо побрили, оставив только светлые усики, которыми он немало гордился. Он чувствовал себя сильным и бодрым, шёл упругим шагом и, поворачивая из улицы в улицу, внезапно делал иногда крюк, словно боялся слишком скоро дойти до назначенного места. Так он очутился на уединённой тихой улице, упирающейся в высокую стену, за которой зеленел сад, — кажется, на улице Сент-Сесиль, и вдруг около консерватории увидел девушку со свёртком нот в руках, — она стояла, устремив на Паскаля радостный и удивлённый взгляд. Девушка показалась ему очаровательной, хотя бес, сидевший в нём, успел ему шепнуть, что у неё немножко велик подбородок; белокурые, светлые, как у северянок, волосы были заложены на затылке огромным тяжёлым узлом, оттягивавшим её гладко причёсанную головку. Эта юная фея, не старше двадцати лет, одета была очень скромно: чёрный фетровый ток с двумя голубыми крылышками, дешёвенькая меховая жакетка и широкая юбка из толстого светло-синего сукна.

Паскаль, вдруг отдавшись порыву восхищения и молодого озорства, сделал то, что совсем было ему несвойственно. Девушка смотрела на него так просто и наивно, как будто звала его, была такая тоненькая, хрупкая, свеженькая, непохожая на привычных для него парижских красоток! Он пересёк улицу и направился прямо к девушке. Она стояла не шелохнувшись. Казалось, она объята восторгом. Да, да, именно восторгом. Тогда он подошёл к ней, приподнял шляпу, обнял девушку и, крепко прижав к себе, поцеловал. Она подалась к нему без всякого сопротивления, как будто ждала этого поцелуя, но не как опытная женщина, а как доверчивый ребёнок, и, к большому смущению Паскаля, сказала: «Здравствуй, Паскаль!»

Это была Ивонна, Ивонна Берже, сентвильская Ивонна, маленькая Уах-Уах, с которой он играл семь лет тому назад. Он не узнал её, но она-то ни секунды не сомневалась, что это он. Она жила теперь в Париже и училась в консерватории, поступив по конкурсу в класс фортепьяно. Мать её по-прежнему была очень больна. Ивонна жила одна. Паскаль взял её под руку, сразу же забыв о клиенте на улице Петитзэкюри и, не зная уж, что сделать от радости, позволил себе безумную роскошь: нанял фиакр и повёз Ивонну в Булонский лес. Это обошлось ему в десять франков, но зато прогулка была чудесная. Где-то далеко, в Маньчжурии шла война, но кто же об этом думал?

Жизнь Паскаля круто изменилась, он уже не был одинок на свете. Теперь ему было с кем поговорить. Ивонна жила в Пасси, в пансионе для дам. Паскаль не мог её там навещать, но он привёл её к себе домой; госпожа Меркадье встретила Ивонну неприветливо, ибо терпеть не могла показывать картину своего социального унижения тем, кто знал её во времена былого её блеска, а вдобавок при виде Ивонны ей вспомнился Сентвиль и эта тварь, — как её фамилия-то? Пайясон… Пейерон… Такая распутница! Кроме того, Ивонна была бедна, а обедневшая Полетта ненавидела бедных. Тем не менее на Мэнском проспекте настроили пианино, и теперь его существование там получило смысл, так же, как и возвращение Паскаля домой