Зови меня Яга - Ольга Шильцова

легонько кота, задумалась. Что я, в самом деле, расселась у стола словно барыня. Вернулась в дом, накинула шубу и вышла во двор. Странно, но я видела всё вокруг, хотя луна и звезды скрывались за тучами. Шмель бросился под ноги, а потом зигзагами направился к скотному двору. Мышковать, должно быть. Прежде чем исчезнуть во мраке, кот совершенно точно посмотрел на меня сверкнувшими в темноте глазами, и захотелось последовать за ним – просто на всякий случай.

Козы постукивали копытами и хрустели сеном – эти зверюги спали недолго, урывками. Услышав меня, забеспокоились, но я подала голос, и возня стихла. Кот куда-то пропал, а вот неожиданная способность видеть в темноте меня не покинула. Доверившись внутреннему чутью, скинула шубу и стала карабкаться на сеновал.

– Что тебе нужно? – голос Птицелова сверху прозвучал в тишине так неожиданно, что я чуть с лестницы не свалилась.

– А тебе? – пропыхтела я, забравшись, наконец, под самую кровлю, где все пространство занимало душистое луговое сено.

– Хотел поспать перед дорогой, – сухо пояснил мужчина.

– Не здесь же!

Птицелов молчал достаточно долго, чтобы стало ясно – отвечать он не собирается. Кажется, я крепко обидела своего гостя. Решив, что хуже уже быть не может, я плюхнулась на примятое сено рядом и едва сдержала смешок, когда Птицелов испуганно отпрянул от меня подальше.

– Заяц был вкусный, – сообщила я, чтобы как-то начать разговор. – Помнишь наш уговор? Вопрос за вопрос. У меня их накопилось так много.

– Тебе было неприятно видеть меня в доме, – с горечью сказал Птицелов. – Завтра меня здесь не будет. Я и так слишком задержался.

Хотелось сказать, что мне не было неприятно, а просто неловко и страшно, что мне жаль и ещё много чего хотелось сказать, но я не смогла бы подобрать слова. Да Птицелову и не важны разговоры, судя по тому, какой он сам молчун.

– Замерзнешь. Вернись в дом, – подал голос Птицелов и тут же ядовито добавил: – Или здесь мне тоже нельзя переночевать?

Я десять лет не плакала от обиды, но сейчас отчего-то не смогла сдержать слёз, и они покатились противными мокрыми дорожками прямо к ушам. Я шмыгнула носом, и внезапно мозолистый жёсткий палец коснулся моей щеки, утирая сырость.

– Диковинная ты баба, Яга, – удивленно сказал Птицелов, и я рассмеялась сквозь слёзы:

– Какая есть, назад не влезть. Можно я просто полежу здесь рядом?

– Двигайся ближе, коли так. Теплее будет, – прозвучало в ответ, и я с облегчением поняла, что он больше не сердится. Мы долго лежали молча, но Птицелов точно не спал, и я снова заговорила:

– О чем ты мечтаешь? Как водится – прекрасная женушка и полный дом ребятишек?

– Нет, – сухо ответил мужчина, а потом добавил: – Когда-то давно я пробовал жить так. Ни она, ни её семья не подозревали, что я колдун. Злата была точно певчая птичка – веселая, быстрая, нежная.

Поневоле подумалось, что его ненаглядная – полная противоположность мне, грубой и жилистой, словно ломовая лошадь. А Птицелов продолжал:

– Когда её не стало, все думали, что женюсь снова. А я ушёл и больше не возвращался. Потом понял, что такому как я детей заводить не стоит – не могу долго на одном месте.

– А как же родители? Где твой дом?

У меня не было никакого права расспрашивать, но остановиться я не могла.

– Отца я не знал, – Птицелов пошевелился, устраиваясь поудобнее, а я затаила дыхание, опасаясь его спугнуть. – А мать жила большухой в доме старшего брата. Звала меня Радек, Радомир.

– Твоя матушка ещё жива? – робко спросила я, но уже догадывалась, что он ответит.

– Мой дар проявился рано. Ещё усы не начали расти. Тогда я и узнал, что людская молва бежит быстрее крыльев. Меня схватили и привели к местному царьку. Междоусобные войны были всегда, но там за власть бились родные братья. Один из них захотел, чтобы я помог победить.

– Ты отказался?

Птицелов хмыкнул:

– Я клялся не использовать свой дар для убийства. Но некоторые люди умеют убеждать. Выбор был прост – либо гибнут мятежники, либо моя семья. За службу же, напротив, щедрое вознаграждение.

Я прикоснулась к руке мужчины и сказала:

– Не рассказывай. Зачем тревожить призраки прошлого.

Он помолчал немного, а потом заговорил снова:

– Мою мать всё равно убили. Она была не из тех, кто смиренно ждёт своей участи. Но я узнал об этом слишком поздно.

– Мне очень жаль, – пробормотала я, чувствуя неуютный озноб.

– Месть не приносит радости, на случай если тебе интересно. Никто из причастных к её смерти не остался в живых, но легче мне не стало до сих пор.

– Птицелов… Радек! Пойдём в дом.

Он повернулся ко мне и долго рассматривал, словно увидел впервые. А потом признался:

– Больше всего я боюсь, что меня опять поймают. Заставят служить. Любой дар имеет свою цену. Моё проклятье, как видно, в том, что гибнут близкие мне люди.

– А моё? – вырвалось у меня, и Птицелов, наконец, вынырнул из омута воспоминаний.

– А есть дар, сельская ведьма, не умеющая гадать?

Я в шутку хлопнула по нему ладонью куда попала. Таким Птицелов мне нравился больше.

– Со мной происходит что-то странное. Кот разговаривает. Я нутром чую ложь. Вижу в темноте. Сил полно, и что-то словно просится наружу, не знаю, как объяснить лучше. Что мне делать?

– Ты просто проснулась, Яга. Дальше будет больше. Жаль, не увижу, как ты оперишься.

– Может, останешься? – ляпнула я и сама себе удивилась – настолько жалко это прозвучало. – Зимой тоска смертная. И с людьми больше жить не могу, и без них плохо.

– У тебя всё будет хорошо, – сказал Птицелов так, что я поняла – не останется.

– Ладно. Последний вопрос можно? Не для себя спрашиваю, просто хочу способность новую спытать. Нравлюсь тебе?

– Никогда не встречал человека, который так много мыслил о себе, – уклончиво ответил Птицелов. – Всё время думаешь о своём горе, о своих чувствах, о том, нравишься ли ты кому-то. И так мало о деле, о других людях. Арабы называют это нафс. Твой единственный враг – ты сама.

– Это не ответ, – пробурчала я, обхватив себя руками.

– Другого не будет.

Я подумала, что буду скучать по нашим разговорам. Но люди бывают так откровенны лишь с теми, кого думают никогда более не встретить. В моем мире так раскрывали душу попутчикам в поезде.

– Позволь и мне спросить напоследок, – сказал Птицелов. – Тот царевич, Иван. Любишь его?

Я задумалась, прежде чем ответить.

– Нет, – сказала – и улыбнулась сама себе. – Отличный парень, но не для меня.

– Хорошо, – кивнул Птицелов. – Он свадьбу сыграл.

– Ванька? Шельмец! Красивая хоть невеста-то?

– О такой красоте только в сказках рассказывать, – серьезно ответил мужчина. – Хороша.

– Вот и отлично. Это правильно, – я не удержалась и зевнула во весь рот. – Разбуди меня, прежде чем уходить. Хочу попрощаться.

– Иди домой, – сердито сказал Птицелов, но я всегда была упрямой:

– А ты? Пойдёшь в избу?

– Пойду, – проворчал мужчина и неласково подтолкнул меня в сторону лестницы.

Глава 19

Птицелов не ушёл ни на следующий день, ни на второй. Не обращая внимания на дожди, работал с рассвета и дотемна. Натаскал полные бочки воды в дом и в баню. Подновил крышу избы, наколол дров – я когда увидела, ахнула, что на две зимы хватит. Заменил подгнившие доски в сарае для коз, придирчиво осмотрел и подновил забор. Вечером ненадолго заходил в избу, замерзший и уставший. Я кормила его горячим варевом, испытывая странное удовлетворение. Говорили мало. Он спросил только:

– Сена откуда столько?

– Деревенские накосили и в стога убрали, – честно призналась я. – Чтобы отплатить мне.

Птицелов понимающе кивнул. А мне вдруг стало неловко от того, что я жила вольготнее большинства замужних баб в деревне.

– Многие помогают, – смущенно добавила я. – Но им всем от меня что-то нужно. А ты?

Мужчина молча поглощал похлёбку – аккуратно, не прихлебывая и почти не стуча ложкой. Пришлось повторить:

– Чего ты от меня