Зови меня Яга - Ольга Шильцова

– Переживи зиму, – ответил Птицелов, зыркнув на меня хмуро в полумраке. – Там видно будет.

После его ухода я нашла у очага целую охапку тонкой лучины и несколько деревянных ложек. На душе было неспокойно, не отпускало ощущение, что я что-то упускаю. Колдун скупо посоветовал развивать свой дар, если таковой обнаружится, но как это делать – внятно не объяснил. Я пристально уставилась на Шмеля – кот любил погреться рядом с остывающей печью.

– Что? – приоткрыл он один глаз, и я замахнулась на него тряпкой, которая заменяла мне полотенце:

– Хватит разговаривать! – рявкнула – и сама себе устыдилась. Кошки не умеют пожимать плечами, поэтому Шмель просто зажмурился и поплотнее свернулся в клубок. Я прижала руки к вискам. Что умела делать баба Яга из сказок? На ум ничего не шло, кроме поедания детей и добрых молодцев. «Пестом погоняет, помелом след заметает», – наконец, вспомнились слова, услышанные в далеком детстве. Точно, летать в ступе.

Ступа, кстати, у меня была. Да и что говорить – была она в каждом доме, иначе не вдруг из зерна кашу сваришь. Я выволокла её во двор, перекатывая с боку на бок, постелила на дно ткань и неловко уселась внутрь. Глупее в жизни себя не чувствовала, но прилежно помахала помелом, бормоча что-то вроде «Земля, прощай! В добрый путь!». Земное притяжение отказывалось исчезать, зато раздалось громкое карканье, подозрительно напоминающее смех. Ворона Птицелова! Пава – так, кажется, её зовут. Не думала, что она и правда останется неподалеку.

– Иди к чёрту, – беззлобно пожелала я птице, переваливаясь через край ступы. Потом несмело вытянула руку, подражая сокольничим, и сказала: – Я не обижу. Птицелов не сказал, чем тебя можно кормить, но мы ведь разберёмся, верно?

Ворона некоторое время косилась на меня, переступая лапками, а потом каркнула что-то одобрительно и перелетела на мою руку. Неожиданно тяжелая, с мощным клювом и когтями. «Может ведь и глаз выклевать», – промелькнуло в голове, но интуиция подсказывала – может, но не станет. На душе неожиданно потеплело. Шмель и другие кошки, гуси и Пава, козы – некогда скучать. Пусть не люди, но и одинокой я бы себя не назвала.

– Любишь сыр? – вспомнила я единственную известную мне басню про ворону. – Я без него жить не могу.

Мягкий козий сыр я ела часто, угощала и гостей, а вот твердые сыры, подолгу зреющие в погребе, мне было жаль делить с кем бы то ни было. Слишком много на них уходило и времени, и молока, и моих усилий. Отогнав мысли о еде, подумала, что было бы неплохо научить ворону каким-нибудь трюкам. В том, что птица умна, я не сомневалась, осталось замотивировать. Ворона перебралась ко мне на плечо, так мы и отправились осматривать двор – вдвоём.

Путеводный клубочек пришел мне на ум при взгляде на раскисшую тропу к лесу. Но я не умела прясть! Варить зелья – тоже. Ни приворотное, ни исцеляющее, никакое. Придется, в самом деле, зимой катать яблочко по блюдечку в надежде разглядеть там что? Грядущее? Настоящее, но далекое? Рациональная моя часть нашептывала, что у меня нет и не может быть дара, только вот способности Птицелова одной логикой и наукой не объяснишь.

Что и говорить, в окрестностях, кажется, не осталось ни одной мыши – совы и ястребы охотились на них в неправдоподобном количестве. Мои кошки были недовольны, и, кажется, сами опасались стать добычей, но их птицы, к счастью, не трогали.

Отбросив мысли о колдовстве, я каждый день занималась с Павой просто потому, что меня это забавляло. Первая команда, которую она освоила неприлично легко и быстро – это поцелуй. Убедившись, что любое угощение ворона берет аккуратно, я стала зажимать крошечный кусочек сыра губами. Скоро по одному жесту умная птица деликатно прикасалась клювом к моему рту – и мы перешли к поклонам, а потом и к приветствию. Ворона, дающая лапу – наверное, собаки мне всё-таки не хватало.

Рано наступившие морозы высушили грязь, но пока не сковали полностью реку, когда к моему двору подъехал на тощей лошади крепкий ещё старик. Пава по обыкновению сидела у меня на плече, я как раз размышляла – какой предмет она могла бы приносить в клюве. Что-то небольшое и не слишком тяжелое. При виде гостя я тряхнула рукой, переняв этот жест у Птицелова, и Пава послушно перелетела на березу. Старик проводил её недобрым взглядом. Я не торопилась приветствовать гостя, но он сам пробормотал традиционное:

– Мир сему дому.

– И ты будь здоров, – неохотно откликнулась я. Что-то было не так. Огладив седую бороду, мужик степенно спустился с лошади и привязал её, не заводя во двор.

– Люди умирают, Яга! – со злостью сказал он, и я мгновенно окрысилась:

– Эка невидаль! Вот если бы мереть перестали – была б новость, пожалуй.

– Всё зубы скалишь, ведьма, – устало и горько вздохнул старик. – Кое-кто считает, что ты и прокляла наши края!

Глухое раздражение жгло мне грудь. Тёмные злобные трусливые люди не были редкостью, но я вдруг остро почувствовала тоску. Зачем ты ушёл, Птицелов, могли бы беседовать всю зиму напролёт – и не наговориться. А увидев тебя, любой проситель стал бы лебезить, если не заикаться. Не то что этот – смотрит, точно убить хочет.

– Заходи и расскажи толком, – наконец, ответила я. – Может, и помогу чем.

Незваный гость жадно осушил кружку с молоком, и я наполнила её вновь, рассматривая морщинистое бородатое лицо – не встречались ли раньше. Старик заговорил, и на сердце стало тревожно от его слов.

– Бабы скидывают до срока, – мрачно сообщил он. – А снова не зачинают, ни молодые, ни старые. Так и помрём, поди все.

– А помрёте-то отчего? – осторожно уточнила я, и мужик громко стукнул кружкой по столу.

– Кто из отхожего места не вылезает, кишки крутит. Другим бесы видятся и другое всякое. Драки на улицах, но это кто в силах остался. Иные лежат, с печи подняться не могут. И так повсюду.

– Думаешь, моих рук дело? – я спросила в лоб. Старик отрицательно помотал головой и у меня немного отлегло.

– Кто говорит и твоих. Да только я не враждовать приехал, а о помощи просить. Потому как знаешь многое, об этом тоже болтают кумушки.

Я незаметно сглотнула слюну. Холодное дождливое и ветреное лето – вот что их убивало, если только я не ошибаюсь.

– Возьми телегу, нагрузи зерном – понемногу от каждого селения. Ещё котёл нужен, да побольше. Соли мешок. Вези всё сюда, тогда погляжу.

Я долго смотрела вслед лошаденке, трусившей через поле, и размышляла. Марья не смогла привезти пшеничной муки – значит, на много перегонов вокруг сеяли одну рожь. Оно и понятно – самый неприхотливый злак, да и почву не истощает. Сей хоть сто лет кряду на поле, и ничего. Колосья ржи вырастают такими высокими, что в их тени никакие сорняки не пробьются. Наш, северный хлеб.

Массовые выкидыши у женщин – верный признак. Из-за сырой погоды злаки заразились грибком, спорыньёй. Это я понимала. А вот как бороться с ним – не знала. Порыв ветра заставил вздрогнуть, поёжиться, и я поспешила скрыться в избе.

Селянин вернулся не один, с сыновьями. Три мужика были настолько на него похожи, что и спрашивать не надо – и так видно, чьи. Телега была полна мешков, значит, сделал, как я сказала. Повинуясь моим коротким указаниям, они повесили котёл над костром. Не то чтобы вода нужна была горячая, просто не хотелось возиться в ледяной. Щедро сыпанула соли, размешивая рукой, пока она не растворилась вся.

Пава как на грех крутилась рядом, и мне подумалось, что её надо было учить не лапу подавать, а улетать или прятаться по команде. Мужики смотрели косо, явно подозревая какое-то колдовство. Стараясь не обращать на них внимания, я раскрыла каждый мешок, тщательно изучила зерно, а затем бросила по несколько горстей ржи из каждого в котёл.

В солёной воде зерна погрузились на дно.

На поверхность всплыли тёмные рожки – грибница, содержащая яд. Я собрала их и показала старику:

– Вот причина болезней. Урожай надо уничтожить.

Мужчины ахнули и заговорили наперебой, споря между собой. Старший молчал. Когда во дворе снова стало тихо, он обратился