Детство: биография места - Харри Юджин Крюс

перчатки, которые она надевала в церковь зимой и летом. Я говорил без умолку, чем славился еще с детства, и рассказывал ей о приключении — по большей части выдуманном, — случившемся со мной и моим братом в нашу последнюю поездку в город.

Главным героем этой истории был Роберт Джонс — чернокожий мужчина из округа Бейкон. В отличие от любого другого чернокожего мужчины, известного мне, он владел большой фермой с большим роскошным домом. У него было двое сыновей ростом почти в семь футов. Они славились своим трудолюбием. Я никогда не слышал, чтобы о Роберте Джонсе и его семье отзывались как-то иначе, кроме как с восхищением.

— …и вот, мы с Хойетом проходили мимо хлопкоочистительной машины, а там стоял мистер Джонс со своей женой и...

Тетя наклонилась и положила руку мне на плечо. Ее огромная мягкая грудь тепло прижалась к моему уху. Она сказала:

— Нет, сынок. Роберт Джонс — ниггер. Не говори «мистер», когда говоришь о ниггере. Не говори «мистер Джонс» — говори «ниггер Джонс».

Но моя история не сошла с рельсов.

— …так вот, мы с ним проходили мимо хлопкоочистительной машины, и там стоял ниггер Джонс со своей женой…

Все мы в округе Бейкон, штат Джорджия, были послушными детьми.

Не знаю, какое значение имел факт, что Уиллали Букати — ниггер. Но, бесспорно, он имел значение. Уиллали был нашим другом — моим и моего брата, — но иногда мы обращались с ним как с игрушкой. Он всегда служил нам верным лекарством от скуки, потому что, среди прочего, мы уверенно могли рассчитывать, что он до безумия испугается упоминания быка. Сколько дней тянулись бы до бесконечности, не будь у нас возможности сказать друг другу: «Давай сходим к Уиллали Букати и напугаем его до усрачки».

Не было никакой нужды завлекать или обманывать Уиллали, чтобы он вышел с нами на кукурузное поле сразу после полудня, когда стояла жара, какая бывает только днем посреди душного поля в Джорджии.

Хойет повернулся к Уиллали и сказал:

— Ты когда-нибудь видал здесь быка?

— Че за взвесь быка? — Уиллали закатил глаза, шаркнул ногами и посмотрел на длинные, искаженные жарой ряды кукурузы, настолько зеленой, что на солнце она казалась почти фиолетовой.

— Быка, живущего на этом поле, — сказал я.

Мой брат сказал:

— Задирающего маленьких мальчиков, которые не хотят носить цитрон.

Уиллали стоял посреди кукурузного поля площадью двадцать акров, на одинаковом расстоянии от всех заборов — куда мы с Хойетом завели его специально, чтобы посмотреть, получится ли заставить его донести тяжелый цитрон до ворот. Цитрон — это растущий в поле дикий кустарник, который дает плод, тоже называющийся цитроном; во всех отношениях он похож на арбуз, только немного меньше. Его кожуру иногда мариновали и использовали во фруктовых кексах, но, по большому счету, его считали бесполезным растением, и фермеры делали все возможное, чтобы избавиться от него, однако каким-то образом тот продолжал выживать.

— Задирающего маленьких мальчиков, — сказал Уиллали.

Его слова не звучали как вопрос; они просто повторились в недвижимом, пропитанном пылью воздухе. Дождя не было почти две недели, и когда ты шел между рядов кукурузы, пыль поднималась и висела, не опускаясь и не улетучиваясь в безветренный день — просто висела пеленой между пурпурной кукурузной шелухой.

— Нее, сэр, луш бери побольше, — сказал я, когда Уиллали бросился хватать с земли цитрон размером с грейпфрут. — Старый бычара хочет, чтобы твой цитрон был побольше.

Уиллали до смерти боялся быков. Однажды, когда ему было около трех лет, его истоптали и подняли на рога, и он так и не оправился от случившегося. При упоминании быка Уиллали мог поседеть, в его глазах появлялись отблески безумия и порой из-за страха он терял самообладание. Уиллали сражался с огромным цитроном, шатаясь в мягкой земле между рядов кукурузы.

— Так лучше, — сказал я. — Намного лучше. Старый бык никогда не тронет тебя с этой штуковиной в руках.

Уиллали весил не более шестидесяти пяти фунтов, а цитрон, прижатый к его тощей груди, тянул, наверное, фунтов на двадцать.

— А чего тогда у тебя нет цитрона? — спросил Уиллали.

Мы с братом шли по обе стороны от него. Он почти ничего не видел из-за цитрона в руках.

— Мы уже пронесли свои, — сказал я. — Этому бычаре хватит одного цитрона. Как только пронесешь хотя бы одну штуку, можешь в любое время возвращаться сюда, в поле, когда захочешь, и бык закроет на тебя глаза, будь ты хоть козлом.

Уиллали предстояло еще долго топать до ворот, он начал беззвучно плакать и слезы стекали по пыли на его щеках. От тяжести цитрона он чувствовал сильную боль.

— Ты все еще не пронес цитрон, — сказал я, — и огромный бычара сразу же ухватит тебя за задницу, если ты его бросишь, он ищет какую-нить задницу, славную и нежную детскую задницу, ему такие нравятся больше всего.

— Я знаю, — прошептал Уиллали сквозь слезы. — Я знаю, что ему нравится.

Уиллали добрался до забора с цитроном в руках и почувствовал, что навсегда спасся от быка. Не раздумывая, он начал перелезать через забор, держа цитрон на случай, если бык следит за ним, и как только он перелез, то без лишних слов, как ошпаренный, бросился бежать по дороге.

Глава 5

Тем не менее, Уиллали не был абсолютно беспомощным и возвращал не меньше, чем получал. Однажды он взял яблоко, вырезал сердцевину, положил на ее место немного коровьего навоза, и обильно сдобрил его ежевичным вареньем, сваренным мамой.

— Варенье в яблоке? — спросил я.

— Луше этой штуки ты в жизни не клал себе в рот, — сказал он.

Мой брат, наблюдавший, как он начинил яблоко, стоял и смотрел, как Уиллали протягивает его мне, практически поощряя меня взять его.

— Я тоже ел такую, — сказал он. — Такаааааая вкуснятина.

— Ни разу не пробл с вареньем, — сказал я.

— Откуси побольше, — сказал Уиллали.

Я не просто откусил очень большой кусок — я откусил два очень больших куска, дойдя до самой начинки. Любой другой понял бы, что он ест уже после первого укуса. Мне понадобилось два. И даже тогда я не столько ощутил вкус, сколько учуял запах.

— Кажца, с этой штукой чет не то, — сказал я.

—