Вы – несчастная любовь фюрера - Жан-Ноэль Оренго

На другом конце проспекта появится храм, причем не какой попало. Это будет Дом немецкого народа арийского происхождения, с куполом. Он сможет вместить несколько римских соборов Святого Петра и сто пятьдесят тысяч или даже сто восемьдесят тысяч человек, по меньшей мере. Посетители будут слушать в торжественной атмосфере то, что остальному немецкому народу станут транслировать маленькие радиоприемники, продаваемые по доступной цене, те самые, которые так хвалит доктор Геббельс.

Но это всего лишь проспект, своим местоположением в городской застройке подмигивающий барону Осману и его урбанистическим концепциям. Сооружение проспекта повлечет за собой проблемы чудовищной перепланировки, на что вождю пока абсолютно наплевать: он целиком и полностью сосредоточен на пышности проспекта длиной пять километров и шириной сто двадцать метров, который превзойдет Елисейские Поля по длине, ширине и всем остальным параметрам. Париж, всегда Париж, самый красивый город мира, как считают фюрер, американцы и все остальное человечество.

Архитектор сразу замечает слабые места проекта, с точки зрения урбанизма, но вместо того, чтобы минимизировать гигантоманию вождя и адаптировать проект к существующему Берлину, он делает нечто прямо противоположное, потому что указать на ошибки было бы самоубийством: фюрер будет разочарован, возможно, отдалит его, а Борман и Геббельс зайдутся в восторге. Поэтому архитектор адаптирует Берлин к грандиозности проспекта.

Он заявляет вождю, что необходимо полностью переосмыслить образ Берлина, в частности добавить городской транспорт, построить вокзалы, дополнить главный проспект другими проспектами, его пересекающими, гигантскими внутренними дворами, модифицировать структуру жилищ, трафик и места досуга, добавив новые парки и озера.

Вождь со всем соглашается, эти планы вписываются в его логику укрупнения.

Они выбирают для проспекта ось с севера на юг; на севере расположится площадь Адольфа Гитлера с храмом, Домом народа, в качестве кульминационной точки; на юге – Триумфальная арка фюрера, а между ними десятки, сотни миллионов кубометров камня, образующие здания министерств, военных ведомств и идеологических учреждений национал-социализма; всюду будут баннеры со свастикой, задающие ритм немецкого дыхания и визуальную картину для глаз немецкой публики. Можно вытатуировать этот знак на сетчатке каждого немца, но и в этом случае эффект будет слабее, чем с баннерами, развешанными повсюду, от одного конца проспекта до другого.

Назначена дата завершения этого самого большого заказа с учетом навязчивой идеи фюрера, что жить ему осталось недолго – он не устает повторять это в канцелярии или в Бергхофе, стоя у впечатляющего панорамного окна, которое спроектировал сам, с тонкой сеткой прямоугольных ячеек из стальных полосок, похожих на клетки в школьной тетради.

Это случится в 1950 году. Возможно, 20 апреля 1950 года. В день рождения вождя. 20 апреля 1950 года ему исполнится шестьдесят один год.

Мечта ребенка, ставшего подростком, потом взрослым, а потом – молодым стариком.

28

Детская мечта, а точнее, игра повзрослевшего ребенка. Макеты готовы очень быстро. И так же быстро их устанавливают на передвижных столах. У каждого здания есть свой стол на колесиках. Когда их выстраивают один за другим, образуется проспект целиком, его можно демонтировать и собирать по-новому до бесконечности. Многие взрослые занимаются чем-то подобным. По вечерам или по воскресеньям воссоздают в своих гаражах знаменитые сражения. Раскрашивают оловянных солдатиков и размещают их на досках, покрытых мхом и ветками, которые изображают деревья, равнины и холмы. Запускают игрушечные электропоезда, которые катятся среди гор из папье-маше, покрытых мхом и ветками, обозначающими леса. Многие мужчины остаются мальчиками, играющими в куклы со своей женщиной, называя ее плохой девочкой, которую вечером нужно будет наказать. Многие женщины значительную часть жизни остаются куклами Барби и ищут папу-фюрера, чтобы он терпел их капризы, наказывал за них и защищал от всего мира. Так все и происходит, и находятся поэты и мыслители, которые возносят хвалу человеческому существу, превратившемуся во взрослого, но сохранившему сердце ребенка. Дети играют в солдатиков, дети вырастают и становятся солдатами, дети давят муравьев и отрывают крылья мухам, взрослые дерутся и калечат друг друга, как они дрались на переменах в детстве. Взрослые спускаются в подвал или поднимаются на чердак, чтобы разыграть сражения, погонять поезда по железнодорожным путям, запустить военные самолеты и боевые корабли, а фюрер таращит глаза, как ребенок, – злобно, когда говорит о евреях, или с восторгом, когда рассматривает или показывает другим каждый закоулок своего проспекта чудес, ярко освещенного прожектором, показывающим каждодневное движение солнца.

Протяженность этого проспекта, наверное, метров тридцать. Он составлен из монументальных миниатюр. Масштабы сдвигаются. Маленький в реальности Геббельс выглядит рядом с этими сооружениями гигантом, а вождь кажется еще более крупным. Архитектор и эсэсовцы с их как минимум метром восемьдесят выше тех двоих на голову, и все они становятся воплощением царства титанов в окружении маленьких белых строений, которые должны будут через тысячу лет превратиться в потрясающие руины, думает вождь.

«Шпеер… наши здания – абсолютный приоритет… – утверждает вождь. – Вы должны задействовать все силы, чтобы закончить этот проект при моей жизни. Когда я буду говорить и царить в них, я передам им святость, которая необходима моим наследникам».

Вождь произносит это во время одной из многочисленных прогулочных поездок по рейху в «мерседесе» с откидным верхом. Они только что посетили монастырь, и вождь побеседовал с настоятелем. Сейчас они устроили пикник на поляне недалеко от дороги. Все уселись кружком вокруг вождя. Он хвалит настоятеля и Церковь, он угрожает ей, оскорбляет ее. Его противоречивые высказывания, произносимые хриплым, клокочущим в горле низким голосом, почти шепотом, льются одним непрерывным потоком, а затем превращаются в полные пафоса фразы или в ругань, словно доносящиеся из глубины пещеры.

«Этот настоятель… вот вам пример разумного подхода католической церкви к выбору своих сановников. Только у нас, в нашем движении, выходец из самых низких слоев населения может подняться как угодно высоко. Сыновья крестьян стали папами римскими. Социальные предрассудки не существовали в церкви задолго до Французской революции. И это приносит плоды. Нам не следует ни копировать церковь, ни стараться подменить ее. Мечты Розенберга и Гиммлера насчет „арийской церкви“ смешны. Сделать партию новой религией? Гауляйтеры – не эрзацы епископов, руководители местных объединений не могут превратиться в кюре. Народ этого не примет. Если команда „фюреров“ попытается служить литургию, чтобы утереть нос католической церкви, все закончится провалом. Им не хватит нужного уровня. Не так легко сформировать традицию… Церковь должна подстроиться. Я слишком хорошо знаю это отродье паяцев. Что происходит