И берег Вычегды родной (сборник) - Евгений Иванович Шашурин

Фёдора судили и дали два года. Отсидев год, он освободился. Навестил в деревне родителей и уехал в Мезень. В деревне бывает нечасто. Ни с кем, кроме родителей, не общается, да и к нему не очень тянутся. Не женился, живёт бобылём.

Позже в селе узнали о причинах жестокого поступка Фёдора. Оказывается, незадолго до демобилизации он получил письмо от приятеля, в котором тот сообщил, что Галина уехала в Архангельск с другим. Написал и о слухах, которые ходят в селе про его любовь на стороне с какой-то Наташей. Фёдор догадался, где надо искать разгадку.

Оказывается, летом Фёдор попал в госпиталь с аппендицитом. Ему сделали операцию, но осложнение задержало его на больничной койке. Пока находился в госпитале, его навещала Наташа – фельдшер, служившая в санчасти их гарнизона. Фёдор ей нравился, и она, используя своё положение, хотела сойтись с ним ближе. Фёдор не проявлял к ней большой симпатии, но она часто приходила к нему, они общались, и через неё Фёдор отправлял письма домой.

Девица, воспользовавшись его доверием, читала весточки и сжигала их. Если родителям некоторые письма после прочтения отправлялись, то с любовными строками она не церемонилась. Когда всё выяснилось, Наташа закатила истерику, клялась в любви, рыдала и каялась… Что там было на самом деле? Как говорят, история об этом умалчивает.

– А лебеди сейчас у вас гнездятся? – спросил Сергей.

– Нет, нюхчей у нас больше не было, а вот ниже по реке, ближе к устью, семья лебедей обосновалась.

– Ну а известно ли что-либо о Галине? Как сложилась её судьба?

– Да вроде у Галины всё хорошо. Окончила медучилище, родила троих детей. Александр – какой-то начальник по энергетике. Приезжают к родителям, навещают стариков. Вот такие дела.

Семён Романович помолчал немного и сказал, обращаясь к зятю и Сергею:

– Вернулся без рыбы – ерунда, пришёл пьяный – беда. Ну а мы трезвые и с рыбой. Пойдёмте уху варить. Солнышко давно встало, наши, наверное, проснулись…

Вот такую историю услышал я в далёком северном селе, а уж что правдой было, а что легендой стало – гадать не стоит.

Трудное счастье

Печорская железная дорога начала строиться в середине тридцатых годов прошлого века в связи с открытием крупного месторождения каменного угля в тундровой зоне Советского Союза. Позже это месторождение назовут Печорским угольным бассейном, с центром в городе Воркута. Участок дороги Котлас – Микунь проходил по глухой тайге с множеством болот, оврагов и речушек. Строители, а это заключённые Печорлага, двигались навстречу друг другу, прокладывая стальную Северную магистраль и устраивая новые поселения в глухой тайге.

Большая часть заключённых отбывала срок по статье № 58 «Враг народа», с последующим поднадзорным поселением, а потому о скором возвращении домой, особенно в крупные города, не могло быть и речи. Станции Чокур, Кивер, Посна, Черёмуха, Ватса, Пырский, станция Сольвычегодск и многие другие образовались в результате строительства Северо-Печорской магистрали. Они стали для освободившихся из заключения местом жительства на долгие годы, а для кого-то – и на всю жизнь.

1

В строящееся поселение, именуемое как почтовый ящик № 274, при станции Сольвычегодск Зина приехала с мужем Владимиром Ивановичем из села Козьмино Сольвычегодского района. Новый посёлок расположился на левом высоком берегу реки Старая Вычегда (Старица), посреди северной тайги и болот. Здесь полным ходом шло строительство железнодорожной станции с ремонтными депо и домами для новых поселенцев, многие из которых являлись бывшими зэками.

Немцы-трудармейцы строили жильё в подрастающем сосновом бору между речкой Берёзовой, вольно бегущей в глубоком овраге, и ручьём Гремучим, не спеша журчащим в пологой ложбине. Весной оба ручья разливались и превращались в мощные водяные потоки, устремляясь к Старице. Территория не расчищалась под стройплощадку, не огораживалась, как зона, благодаря чему сохранился лес.

Это придавало поселению своеобразный вид и уют. Необычно выглядели для большинства новосёлов десятка два однотипных домиков с двориками, огороженными самодельными изгородями из горбыля и жердей, за которыми виднелись грядки. Неширокие улочки с деревянными мостками среди леса тянулись, словно лесные просеки.

Железная дорога проходила рядом с бараками и производственными мастерскими. Вокзалом служил пост дежурного по станции. Этот небольшой домик в одно оконце с большой кирпичной трубой напоминал баньку и назывался «Десятый километр». Рядом, словно маяк, возвышалась водонапорная башня из красного кирпича.

Между разъездами Асеевский и Пырский располагалось несколько зон для заключённых – строителей Северо-Печорской дороги. В их числе и колония № 274/2, чаще её называли «третья колонна». Находился лагерь в лесу за железнодорожным полотном. Здесь Зина работала счетоводом.

Широкий и глубокий овраг, словно ров у неприступной крепости, опоясывал зону с восточной и северной сторон. Внизу, прикрывшись ольховым кустарником, бежал из Едомских болот ручей Берёзовый. Высокий забор из ошкуренных стволов, опутанный колючей проволокой поверх заточенных под карандаш вершин, частоколом стоял по периметру лагеря.

Осуждённые строили электростанцию и паровозное депо. Основной контингент – молодые ребята, прошедшие войну. Отбывали наказание за мелкое хулиганство, самовольное оставление воинской части («самоволка» на солдатском жаргоне) и другие незначительные правонарушения.

Для Зины, выросшей в деревне, слово «потюремщик» – ругательное. Ей было непривычно видеть колонны людей, одетых в одинаковую форму, с номерными бирками на груди, в сопровождении конвоиров в длинных шинелях, с автоматами наперевес, и рвущих поводок овчарок. В этих людях она видела преступников и врагов народа. Но, работая в колонии, всё больше убеждалась, что это – нормальные люди, тактичные, вежливые и образованные. Многие из них отсидели длительные сроки.

Она не слышала от них пошлостей и грубости и была крайне удивлена, узнав, что в лагере организована художественная самодеятельность, созданы оркестр и музыкальный ансамбль. И что заключённые выступают в местном клубе перед жителями посёлка. Начальник колонии капитан Федин Николай Иванович, фронтовик, к заключённым и бывшим зэкам, работавшим в колонии, относился уважительно. Как-то к ним в отдел зашёл каптёр, молодой человек лет двадцати пяти, симпатичный, среднего роста, в танкошлеме на голове. Поздоровался, мельком глянул на Зину и подумал: «Красивая женщина. Она будет моей».

Затем он прошёл к столу Гавриила Николаевича, старшего бухгалтера отдела, отдал ему документы и тихо о чём-то спросил. Зина расслышала только:

– Ну что ты, Ваня, она замужем, и у неё ребёнок.

Иван весело рассмеялся и пошёл к выходу. Зина почувствовала на себе его пристальный взгляд. Он вышел. Женщины стали переговариваться, обсуждая Ивана. В разговор вмешался Гавриил Николаевич. Он рассказал, что Иван