И берег Вычегды родной (сборник) - Евгений Иванович Шашурин

На следующий день молодые направились в родительский дом мужа. Розовое платье, сшитое из трофейного шёлка, очень шло Зине. Она пыталась заговорить с мужем, но Володя был угрюм и не желал общаться с женой. Её раздражало его поведение, но она не показывала виду, стараясь быть весёлой и жизнерадостной. Гости встретили молодых поздравлениями, после чего наполнили стаканы водкой и закричали:

– Горько! Горько! Горько!

Целоваться Зине не хотелось, но она пересилила себя. Улыбаясь, встала перед гостями, громко требовавшими принародного поцелуя, закрепляющего союз молодожёнов.

Муж продолжал сидеть. Её красивое лицо пошло пятнами, а затем стало красным.

– Не буду я целоваться при всех! – категорически заявил Володя, не поднимаясь с места.

Никакие уговоры гостей не действовали на молодого супруга, он был непреклонен. Зина готова была провалиться сквозь землю, мысли мелькали одна за другой: «Что подумают люди? Что я не девица? Бежать?» Она стала присматривать место и думать, как и куда ей лучше выбежать, чтобы её не остановили.

«Зинка, не выходи замуж за Володьку, он тебе не пара», – вспомнила она слова друга детства Саньки Пронюшкина.

Её взгляд остановился на сидящих за столом родителях. Отец перехватил взгляд дочери и, похоже, понял, на что она решилась. Николай Дмитриевич поднялся из-за стола и, стараясь смягчить возникшую неловкость, попытался перевести всё в шутку. Зина не слышала отца, мысли путались в голове: «Родители поистратились, готовясь к свадьбе. Тятя совсем больной вернулся с войны. Что будет, если я убегу?» Эти мысли остудили её пыл. Она села на место и еле сдерживала слёзы, боясь показать слабость.

«Ну ладно, Володюшка, ты ещё пожалеешь об этом!» – подумала молодая жена, осознавая, что наступает другая жизнь.

Не так, как у всех, началась замужняя жизнь у Зины. Не простив мужу унижения, она не подпускала его к себе около месяца. Володя добивался её, нервничал, умолял, но молодая жена не давала ему овладеть собой. Зина очень переживала, не понимая, как будет жить с этим человеком.

Николай Дмитриевич, видя терзания дочери, жалел её, пытался поговорить, успокоить. Как-то раз они ставили зарод. Отец снизу подавал сено вилами, а дочь стояла наверху стога и укладывала. Работала она быстро, умело, молча распределяя охапки. Отец любовался сноровкой дочери, и она это чувствовала. Когда закончили метать, Зина спустилась со стога, упала на землю и зарыдала. Она дала волю слезам, а отец сидел рядом, гладил её, как в детстве, давая выплакаться дочери, и в конце концов сказал:

– Ну что, Зинушка, не любишь, не можешь принять его, уходи! Мы с матерью примем тебя.

Зина ещё громче зарыдала, потом встала на колени, вытерла слёзы и дрожащим голосом сказала:

– И куда я, тятя, пойду? Кому беглянка нужна? Что люди скажут? Кому я буду объяснять и доказывать, что после месяца замужества я девицей осталась?

Она встала и пошла к ушату с водой. Умылась, вытерлась висевшим на скобе полотенцем и пошла в избу.

4

Вспоминая своё недалёкое прошлое, Зина подошла к двухквартирному дому. В небольшой трёхкомнатной квартире две комнаты занимала Зина с семьёй и приехавшая нянчиться с внуком свекровь. В третьей жили недавно освободившиеся из заключения двое мужчин, работавшие бухгалтерами на одном из предприятий станции. Отношения у невестки со свекровью сложились доброжелательные.

Мария Михайловна относилась к снохе по-матерински, а Зина отвечала взаимностью этой уже немолодой и мудрой женщине. Свекровь с внуком на руках встретила сноху. Увидев мамочку, сын, весело повизгивая, запрыгал и замахал ручонками. Лёне было больше двух лет, но любящая бабушка баловала внука и носила на руках.

Зина покормила сына и стала обряжаться[24]. Приготовила ужин, наносила с реки воды для стирки. С водой в посёлке было плохо. Воду для питья развозил на лошади, запряжённой в телегу с большой деревянной бочкой, заключённый-бесконвойник. Для других хозяйственных нужд воду носили с реки из-под угора, а зимой возили на санках от водонапорной башни.

Носить вёдра с водой было тяжело, а стирать приходилось часто. Володя был скуповат и везде пытался урвать копеечку, а потому, кроме своего белья, приходилось стирать и соседские мужские порты.

Несмотря на возрастающую неприязнь к мужу, Зина оставалась послушной женой.

Она не любила Володю и, возможно, потому отрицательно воспринимала его действия и поступки. Муж любил прихвастнуть, показывая на людях свою значимость, что очень стесняло Зину. Не нравилась в муже скупость, переходящая в жадность. Получая хороший продовольственный спецпаёк, он тем не менее ограничивал семью в еде. Продавал так называемые излишки на сторону. Все деньги, до копейки, хранил у себя, а если выдавал на расходы, то требовал отчёта. Всё это тяготило Зину, выросшую в семье с другими порядками. Но, как гласит северная поговорка, в каждой избушке свои бобушки. Так проходили дни и месяцы на работе и дома.

5

Выйдя из бухгалтерии, Иван направился в каптёрку. Он только что увидел молодую женщину, которая не оставила его равнодушным. Его сердце учащённо билось, а все мысли были только о ней. Симпатичная, с густыми чёрными, слегка вьющимися волосами, добрым и немного грустным взглядом, Зина понравилась ему. Иван решил обязательно с ней познакомиться. Придя к себе, он разжёг керогаз, поставил чайник и взял книгу. Прочитал страницу и отложил: мысли были заняты незнакомкой. Иван давно не испытывал такого смешанного чувства восторга и тревоги одновременно. В груди как будто что-то сжималось и затрудняло дыхание.

Он вспомнил свою подругу Лиду. После того как они расстались, она какое-то время писала ему в лагерь, но постепенно письма перестали приходить. Мысли прервал закипающий чайник. Крышка запрыгала, выбрасывая из-под себя горячие брызги, а из носика со свистом извергался поток пара. Он моментально покрыл испариной висевший на стене в рамке портрет маршала Константина Рокоссовского. Иван загасил керогаз и налил себе крепкого чаю.

С Лидой Иван познакомился 9 мая 1945 года в госпитале, где находился после ранения. Тёплая густая майская ночь висела над небольшим немецким городком Грайфенхаген.

Безмятежная тишина оберегала покой и сон людей, уставших от войны, а воздух медленно наполнялся лёгкой дымкой предрассветного тумана, когда вдруг началась страшная стрельба.

Небо словно раскрылось, засветилось от «бегающих» лучей прожекторов, ракетниц и трассеров.

Находящиеся в госпитале раненые, те, кто мог хоть как-то передвигаться, вскочили с кроватей и подбежали к открытым настежь окнам.

Первая мысль, которая пришла Ивану на ум: «Ну вот, в бою не убили, так здесь сгину». Он попытался встать, ухватившись за верёвку, привязанную к спинке кровати и служившую