И берег Вычегды родной (сборник) - Евгений Иванович Шашурин

о подправленной дате в листке убытия промелькнула, но он не сомневался, что всё сделал аккуратно. В кабинете майора – начальника отдела по работе с офицерским составом – он увидел капитана Нестеренко. Иван представился.

– Как дела, комсорг? Всё нормально в наших комсомольских рядах? Все живы-здоровы, недовольных нет?

Майор пристально посмотрел на Ивана.

– Так точно, товарищ майор особого отдела, всё по Уставу и соответствует здоровой обстановке!

– А я вот слышал, что у вас в подразделении есть серьёзные нарушения. – И, постукивая тупым концом химического карандаша по столу, продолжил: – Что, комсорг, считаешь, война закончилась, и можно забыть о дисциплине? Совсем распоясались. Вчера танкисты-комсомольцы из соседнего батальона комендатуру из танка обстреляли, крышу снесли, два бойца ранены. Их пьяного командира, видите ли, патруль задержал. Другие «победители», опять же, комсомольцы, в местном ресторане между собой из-за немки подрались, бабу поделить не могли, до стрельбы дошло. Хорошо, что обошлось, не перестреляли друг друга. Ну а ты чего устроил? Решил сделать себе дополнительный отпуск? Неужели не отдохнул? Почти два месяца в госпитале был.

Иван понял, что ситуация принимает неприятный оборот.

Майор открыл папку, достал справку из госпиталя и листок убытия.

– Что, комсорг, документы решил подделать? Почему разные даты в справке и листке убытия? Думаешь, тут глупцы сидят, или под трибунал за дезертирство захотел?

Он взглянул на Ивана, который стоял навытяжку и смотрел в глаза майору:

– Капитан говорит, что ты в госпитале с медсестрой спутался?

Иван хотел что-то сказать, но майор жестом остановил его:

– Дело передаю капитану Нестеренко, пусть разбирается с тобой. Не захочешь под трибунал, договоришься.

Майор вложил в папку документы и протянул капитану.

Тот вскочил с места, взял у майора документы и насмешливо спросил:

– Ну что, комсорг, Беломорканал строить поедешь?

– Я не против…

Иван не успел договорить, как получил удар в лицо.

«Сволочь!» – подумал Иван.

– Капитан, прекратите мордобой!

– Пойдём со мной, – особист подтолкнул Ивана к выходу.

Не договорились соперники. Трибунал приговорил Ивана к пяти годам лишения свободы.

7

Вскоре после суда Ивана в числе других осуждённых погрузили в теплушки – двухосные вагоны, и состав направился на восток. В вагоне было около сорока человек. Нары в три яруса, печка-«буржуйка» посреди вагона. В углу за шторкой – нужник. Заключённые – в основном молодые ребята, прошедшие войну, в том числе офицеры, разжалованные в рядовые. Осуждённые по статьям за преступления, часто совершённые по пьянке, но без тяжких последствий.

Старшие по званию, бывшие разведчики Тигран Назарян, майор из дивизионной разведки. Высокого роста, спортивного телосложения, располагающий к себе с первого взгляда армянин, лет тридцати. А другой, тоже майор, – Александр Селиванов, среднего роста, интеллигентного вида, похожий на учителя, с добрым, вдумчивым взглядом. Его арестовали в городе Ансвальде, при аресте требовал встречи с кем-нибудь из высшего комсостава для передачи важных данных, но ему не поверили, судили как предателя и дали двадцать пять лет лагерей. Он был очень болен, тяжело дышал и кашлял, видно, что с ним поработали в Смерше.

По загранице состав двигался только в дневное время суток, а ночь стоял на станции.

Когда пересекли границу СССР, на вагонах белой краской крупными буквами сделали надпись: «Власовцы». Теперь поезд шёл по родной земле круглосуточно, вызывая ненависть у народа, пережившего кошмар войны.

Страна выглядела ужасающе. Разруха… разруха и нищета. Периодически состав останавливался, заключённых выпускали на кратковременную прогулку и справить нужду. После команды «Посадка!» все старались скорее заскочить в вагон. Конвоиры, вооружённые берёзовыми киянками на длинных ручках, били медлительных и слабых. Чем дальше двигались на восток, тем сильнее чувствовалась осень.

Лиственный лес, растущий вдоль железной дороги, радовал разноцветьем и вызывал чувство лёгкого восторга. Хвойник своим мрачным видом вносил в душу гнетущую тоску.

Люди устали от длительной поездки в антисанитарных условиях. Кормили отвратительно. Всё чаще стали болеть и, не имея должного медицинского обслуживания, умирать. Хоронили во время кратковременных остановок в лесу. Выкапывали неглубокие длинные ямы, складывали туда тела, присыпали землёй и закидывали ветками.

8

В октябре прибыли в Москву. Состав загнали в тупик, огороженный забором с колючей проволокой и смотровыми вышками. Иван узнал это место. Осенью сорок первого он вместе с заводом эвакуировался в Удмуртию с этой площадки. Вспомнил, как при погрузке в эшелон фашистские самолёты бомбили станцию, и осколком ранило друга.

Его увезли в госпиталь, а погиб он позже, при обороне столицы. Заключённым разрешили прогулки. Иван воспользовался этим, чтобы передать записку брату Алексею. Он рискнул подойти к женщине – обходчице вагонов. Когда Иван приблизился к ней на расстояние нескольких шагов, она выставила вперёд крюк для открытия буксы и угрожающе сказала:

– Не подходи ко мне, власовская морда!

Иван не удивился такому отношению, так как проехал почти полстраны и видел, как реагировали люди на надпись «Власовцы».

– Матушка, – обратился он, – мы не власовцы, нет среди нас «власовцев». Да, мы оступились, но воевали за Родину с фашистами в Красной армии.

Иван сказал, на каком фронте воевал и за что осуждён. Женщина слушала, но смотрела недоверчиво и с опаской. Иван попросил:

– Матушка, передайте, пожалуйста, вот эту записку по адресу, – Иван протянул треугольник. – Я вас очень прошу!

Женщина опустила крюк:

– Кидай на землю и уходи.

Он уронил письмо под ноги и пошёл обратно.

Через день Ивана вызвали к начальнику поезда и сопроводили до проходной. Зайдя в пункт пропуска, Иван увидел Алексея и кинулся к нему. Обнялись. Они не виделись пять лет. Оба прошли войну. Алексей старше на шестнадцать лет, другие два брата, Александр и Семён, пропали без вести.

Иван поинтересовался:

– Ты как сумел получить разрешение на свидание? Я, честно сказать, мало надеялся.

– Работаю личным водителем у генерал-майора Александрова Александра Васильевича, руководителя Ансамбля песни и пляски Советской армии. Обратился к нему, он помог.

Братья говорили о родных, помянули замученного немцами отца. Пришло время прощаться. Алексей обнял брата.

– Ваня, мы расстаёмся, но, я надеюсь, не навсегда. Зона – это серьёзное испытание, но при любых обстоятельствах главное – оставаться человеком. Вот, собрали тебе посылочку, возьми, похоже, на Север вас везут.

Они простились. Иван был под впечатлением от встречи с братом и, шагая к вагону, широко улыбался своим беззубым ртом. Верхние передние зубы Иван потерял при форсировании Вислы, где его тяжело ранило в лицо: было пробито горло, а несколько осколков так и остались с Иваном на всю жизнь. Вследствие ранения он говорил негромко и с хрипотцой.

У вагона конвоир, сидевший на ступеньке кондукторской будки, окликнул:

– Чего несёшь? Давай на