Бежала по полю девчонка - Людмила Андреевна Кузьмина

В Оперный театр ходила в надежде увидеть Анисимова на сцене. Не помню, пел ли он в опере «Риголетто». В театре он был во втором составе и стажировался, оставаясь студентом консерватории. Наверное, не пел, но спустя многие годы он был признанным Риголетто в Большом театре Москвы, а я его ни разу не слышала со сцены Большого театра. «Песня о несбывшейся мечте» во мне давно заглохла, у меня была семья, любимый муж, работа в НИИ – другая и состоявшаяся жизнь.

«15 января 1961 г. День был тихий-тихий. А вечером смотрела «Шумный день». Забываешь, что на экране артисты. Все такие живые, особенно Олег Табаков».

Наши семинары на химфаке по истории партии, диамату и истмату – скучища неимоверная. То ли дело на журфаке – там студенты обсуждают новые фильмы, новинки литературы, и, когда на репетициях хора кто-то из филологов мне сказал, что они идут смотреть фильм «Шумный день», а потом будут обсуждать его на семинаре, я быстренько отправилась в кино вместе с ними. К филологам на улицу 8 Марта я иногда заглядывала. Ведь я жила два года на шестом этаже, и всё мне было там знакомо. Только вот вопрос: а не вытурят меня из аудитории, где будет проводиться обычный учебный семинар? Зашла в аудиторию, села в уголочке, сижу и слушаю. Преподаватель-доцент недоволен высказываниями студентов, кипятится, поднимает то одного, то другого. И тут меня как боднуло что-то, сама подняла руку. После моего выступления преподаватель спросил меня:

– Как фамилия Ваша? Что-то я не помню Вас на моих лекциях.

Отвечаю:

– А я на химфаке учусь. Пришла к вам послушать о фильме. Я его тоже посмотрела.

– Вот, товарищи студенты! Девушка с химического факультета, а говорит то, что надо. А вы лепечете с пятого на десятое, словно и фильм не смотрели!

И я думаю: вот где надо бы мне учиться! Ходи себе в кино и читай книжки.

Тут в мою не особо весёлую предсессионную жизнь вклинилось неожиданное событие. Из дома пришла телеграмма: брату Женьке дали отпуск за примерную службу в армии, и он приедет домой в Миасс аж с Сахалина! Забежала в деканат с телеграммой, отпросилась у Марии Андреевны, пока не начались экзамены, уехать на неделю домой – повидать брата.

19 января я была уже в Миассе. Евгений не изменился внешне ни капельки. С удовольствием примеряю его солдатскую парадную форму, младший братишка фотографирует меня в огороде, а я представляю себя в образе «Бабетты», которая идёт на войну. Целюсь в невидимого врага из деревянного игрушечного пистолета братишки.

Расспрашиваю брата о его службе и за какие заслуги ему дали отпуск.

Рассказывает:

– Служба как служба. Куда ни посмотришь – зелёная форма да кусты. Мы уже почти надоели все друг другу. Отдалённость города, отсутствие развлечений, постоянное дежурство, невозможность чтения из-за недостатка времени – всё это не вызывает ничего свежего в мыслях и нового, что бы хотелось выразить. Отпуск мне дали за оформление новогоднего вечера. Я занимался иллюминацией. Построил несколько автоматов, которые обеспечивали различного рода переключения и мерцание огней на ёлке, изображали летящую ракету с огненным хвостом выхлопа газов, писали приветственные надписи из лампочек, изображали идущие часы и проч. В общем, получилось неплохо. Непосвящённому человеку было, отчего открыть рот.

Приехал к нам один начальник, посмотрел, разрешил сделать иллюминацию и на другой день привёз с собой другого начальника. Тому тоже понравилось, ну и он дал соответствующее указание – дать мне отпуск.

Жаль только, самому не пришлось веселиться. Весь вечер бегал, включал, выключал свои автоматы, следил за их работой, да ремонтировал, где это было нужно.

Да уж. Все мои три братца были рукастыми и больше «физиками», а не «лириками» в отличие от меня. Я-то как раз была типичный «лирик».

В доме шумно и весело. Приходят Женькины друзья. Родители радуются. Мама в часы затишья агитирует меня после окончания моего учения работать в Миассе. Дескать, мы с отцом похлопочем, и директор школы Василий Маркович вызовет тебя. Думаю: «Ещё чего! Работать в школе? Ну уж нет уж!» А вслух говорю маме, что об этом рано ещё думать. Надо вот экзамены сдать. Потом будет практика. И ещё год учиться. Конечно, я уже подумывала о будущей своей работе. Но вопрос – в каком городе? Совсем не задумывалась о работе в Свердловске, закрытом для иногородних, не имеющих постоянной прописки. Остаться в нём мне, иногородней, можно было, только выйдя замуж за свердловчанина. Такового у меня в проекте не было, и я больше полагалась на судьбу. Мне были чужды карьеристские устремления и активные действия, чтобы «устроить» свою дальнейшую жизнь.

И вот я снова в Свердловске. Записываю в дневнике:

«26 января 1961 г. Спала, потом повторяла. Ах, экзамены – мука студенческая.»

«27 января 1961 г. Аве, Мария!»

Мы в хоре пели «Аве, Мария» Шуберта, и замечательно солировала Вера Баева. Но в данном случае я молюсь перед завтрашним экзаменом.

Помню, как на одной репетиции мне надо было записать ноты моей альтовой партии в нотную тетрадь. Нотные знаки у меня плохо получались и выпрыгивали с линеек не на своё место. Вера Баева взяла у меня ручку и так ловко и, не заглядывая в ноты, быстро и уверенно записала мою партию, что я устыдилась своего неумения. А чего стыдиться? Ведь если бы Вера стала переписывать химические формулы, то, я думаю, у неё тоже атомы в формуле «выпрыгивали» и стояли бы не на своём месте.

«28 января 1961 г. Физхимия. Уф! Пронесло! Сдала!»

«29 января 1961 г. Отсутствие всякого присутствия. Ужасно глупею в сессию».

«30 января 1961 г. С сегодняшнего дня – чёрные дни. Начинаю учиться».

«31 января 1961 г. Вхожу в раж. Занимаемся с Алёной».

«1 февраля 1961 г. Когда понимаешь то, что учишь, то становится интересно. И появляется желание учиться, но не сдавать экзамены!»

«3 февраля 1961 г. «Завтра знаем сами ждёт экзамен»… Ох! Сердце сжимается отнюдь не сладостно. Утешает одно: не век сдавать экзамены!»

Подбадриваю себя шутливой студенческой песней из какого-то спектакля: «Не ходи ты рядом с нежным взглядом в такой момент. Завтра знаем сами, ждёт экзамен – а ночкой лунною, девчонка юная, из-за тебя погибнет, кажется, студент!» Я почти всегда что-то напевала себе под нос. Подходящие слова песни находились сами собой.

«4 февраля 1961 г. Полимеры. Есть гут! И то ладно».

Остался один экзамен – педагогика, но это ерунда. Её мы тоже «проходим»,