Бежала по полю девчонка - Людмила Андреевна Кузьмина

– их не переселяли в новые дома, жили в казармах и бараках. Стянуты войска, были погибшие, восстание подавлено, но выводы власть сделала: для прибывших рабочих строились дома, в магазины поезда везли продукты.

В 1960 году доменная печь № 1 дала первую плавку чугуна.

И вот, что мы увидели – напомню – летом 1961 года.

Город как город. Есть парк, кинотеатры, трамвайное и автобусное сообщение. В Свердловске сахар и масло продавались ограниченно – один кг сахара и масла в одни руки, а здесь в продуктовых магазинах навалом лежала чёрная икра, продавалось сливочное масло на развес, консервы и колбаса нескольких сортов – даже конские консервы продавались с учётом казахской специфики населения. Вот только ни одного казаха мы здесь не увидели. Город населяли процентов 80 русские. Мы ахнули от такого изобилия продуктов, а наиболее денежная из нас Валя Азарова стала покупать банки консервов и посылать по почте домой в Свердловск.

Николай Иванович доставил нашу студенческую братию на улицу Чернышевского, 67. Мы сидим с вещами на улице рядом с небольшим двухэтажным домиком, где нам предстояло жить. Хозяин дома Хоменко Аркадий Антонович здесь живёт недавно и сдаёт дом на время нашей практики. Он и его жена будут жить где-то в другом месте, но мы узнали от него, что на втором этаже живёт квартирантка Хромова Катя. По специальности она штукатур и маляр. В счёт оплаты она провела качественный ремонт дома. В доме чисто, люстры на потолках. Катя переселенка, приехала в Темиртау по комсомольской путёвке и работает на какой-то стройке. Мы с нею быстро подружились.

Николай Иванович закончил с хозяином дома все формальности, позвал нас:

«Располагайтесь». Нам предоставили две комнаты. Ребята были в меньшем числе – четверо – они заняли небольшую комнатку с четырьмя кроватями. Наша девичья комната была совсем без мебели. Всю площадь занимали матрасы, на которых бы будем спать. Вместо дверей занавеска. Свалили чемоданы в углу комнаты и немедленно стали переодеваться в купальники и лёгкие сарафаны. И Караганда, и Темиртау встретили нас несусветной жарой, мы, липкие от пота, мечтали быстрее искупаться, и, к нашей радости, водохранилище было недалеко. Пока купались, Николай Иванович съездил на завод, договорился с руководством, чтобы завтра нас оформили на практику. Нашим руководителем и наставницей будет начальница заводской лаборатории Партутина Мария Спиридоновна, и ей Николай Иванович нас «сдал». На следующий день он уедет в Свердловск. Давая последние нам наставления, Николай Иванович отозвал меня в сторону и тихо сказал:

– Людмила, Алла Ваша подруга. По моим наблюдениям, у неё с Ефимом роман. Я беспокоюсь, чтобы у них здесь чего не вышло такого. Вы уж поговорите с подругой.

Я покивала головой, а после смеялась: это ж надо, что мне доверили наблюдать за Алёной с Ефимом. Да всем бы нам так! Хорошо женатикам Потаповым. Они вон и поселились отдельно от нас. А вот мы, девчонки, устроились «гаремом» все вместе. Валя Азарова не преминула сказать:

– Ну, девы, какая половая жизнь у нас начинается – спать будем вповалку на полу и все будем жить при такой жаре нагишом!

Повесили на занавеске в нашу комнату листок бумаги: «Мужчинам вход воспрещён»! Разделись до трусов и легли на матрасы без подушек отдыхать с дороги. Валя с пышными формами, а я тощая, как доска. Глядя на полуголую Валю, читаю шутливый стишок:

Дева для победы вящей,

С ложа пышного восстав,

Изогнула свой изящный

Тазобедренный сустав!

А подружка, лежа на боку, командует:

– Люси, клади свою голову на мой сустав, только шпильки свои из волос удали. Будешь хребтину свою об меня выправлять!

В городе жарища, а в нашем «гареме» мы чувствовали себя вполне комфортно. По вечерам писали письма, я читала книжку, хохмили, хохотали, с некоторой долей зависти смотрели на Алёну, которая на ночь глядя намывалась, «наводила марафет» на лице и с выражением Данаи, ждущей золотого дождя, исчезала до утра. Замужняя Радэма делилась с нами горьким опытом супружеской жизни. Жаловалась, что её супруг Витька слишком много жрёт, никакой еды не напасёшься, даже ночью встаёт и идёт к холодильнику, и холодильник к утру пустой. На время учёбы ребятёнка своего они подбросили маме, он от них отвыкал и норовил бабушку свою называть мамой, а Радэму чужой тётей.

Нас прикрепили к Центральной заводской лаборатории завода синтетического каучука. Мария Спиридоновна, молодая и нестрогая наша начальница, нам понравилась. Провела с нами инструктаж по технике безопасности, сказала, что устроит нам экскурсию по цехам, а работать мы будем в лаборатории. А пока надо сдать в бюро пропусков наши фотокарточки, нам выдадут пропуска. Первое время мы бездельничали. Завод переживал пусковой период некоторых цехов. Всё время происходили какие-то аварии, что-то горело и взрывалось, и было не до нас. А чтобы создать видимость практики, нас нагрузили кипой инструкций и разной технологической литературой. Я удалялась в красный уголок лаборатории, ставила в проигрыватель единственную, но зато долгоиграющую пластинку с записью оперы «Риголетто». Вскоре я знала эту оперу наизусть. Слушала я её лёжа, устроившись на нескольких составленных в ряд стульях. Но чаще мы все торчали на городском пляже, куда ехали на трамвае в обеденный перерыв и оставались там. Жара стояла среднеазиатская. Жили вольготно и больше «отдыхали». У Фимки из заводского пропуска отклеилась фотография и затерялась. Он приклеил на пропуск вырезанное из журнала мелконькое фото головы собаки, и так и ходил через проходную до конца практики. Вахтёр ни разу его не остановил.

Работа в лаборатории была совсем несложная, мы дублировали анализы сырья со склада и доставляемых из цехов готовых продуктов. Фактически исполняли обязанности лаборантов. Стоило ехать за «сто вёрст», чтобы провести несложный анализ по инструкции.

В лабораторию со склада приносили в вёдрах со льдом жидкий, сильно охлаждённый дивинил в толстостенных бутылках из-под шампанского с корковой пробкой. Бутылки полагалось хранить в ванне со льдом. Дело в том, что дивинил из жидкого превращается в газ уже при температуре плюс 4 градуса, ему нельзя давать нагреваться в помещении лаборатории, и надо было то и дело подсыпать лёд в ванну. Это дело доверили тоже нам. Первое время мы ужасно пугались, когда при повышении температуры бутылки звучно начинали стрелять пробками в потолок. Постепенно привыкли ко всяким доносящимся звукам даже за окнами лаборатории. Но однажды снаружи что-то рвануло так, что зазвенели стёкла в окнах нашей лаборатории. Мария Спиридоновна в панике закричала:

– Девочки! Быстро ложитесь на пол!

Ещё в Свердловске работа в химлаборатории нам была