Любовь моя Ана - Софья Асташова

глазами тоже поплыла. Я почувствовала, как пол уходит из-под ног, предметы начинают вертеться. Вероятно, дело было в голоде. Я потянулась за водой, но стакан выскользнул из рук и разбился. Осколки брызнули во все стороны, как сверкающее конфетти.

– Простите, – промямлила я, перейдя на вы и переступая в луже воды.

– Давай заканчивать, пока ты мне тут всю студию не разнесла. – Он засмеялся, и я поняла, что он не сердится.

– Спасибо, дорогая, – сказал он на прощание. – Фоточки скину.

Раз за разом я прогоняю в голове эту фразу: «фоточки скину», «фоточки скину». Не могу вспомнить, когда в последний раз я слышала что-то настолько приятное.

На следующий день я вернула вещи в магазин.

Я не могла ни читать, ни смотреть кино, ни заниматься чем-то привычным, пока не увижу фотографии. Начинала что-то делать и бросала. А когда увидела… да, я была под впечатлением, но не от восторга, а скорее от тотального разочарования. Всё, что мы делаем, чаще оказывается несовершенной копией задуманного, верно? Вероятно, я пыталась обмануть себя и надеялась, что в этот раз всё будет иначе.

Нет, фотографии получились хорошие. Их хотелось рассматривать, но не из-за худобы модели, а из-за того, как это снято – дерзко, нагло, смело, – но я ждала большего. Ждала, что в моей жизни что-то изменится, как только я получу снимки. Но всё осталось, как прежде. Я, как прежде, жила, предавалась голоду и не спала ночами. Проходили дни, начисто лишённые хоть каких-либо событий, пока фотограф не напомнил о себе.

– Софи, приходи на выставку! Ты вообще на афише!

Безусловно, мне было приятно, хотя не помню, чтобы давала согласие на использование своих снимков ни в коммерческих, ни в каких-либо иных целях. В то время это мало кого волновало. Я была не единственной его моделью, но по какому-то необычайному стечению обстоятельств он поместил на афишу именно мою фотографию – воплощение хаоса и непокоя. В ней столько динамики, что от одного взгляда на неё кружилась голова. На ней я выгибаюсь, как плакучая ива, будто ползу по волшебному бобовому стеблю, только не вверх, а вниз.

Я сомневалась, идти или нет на открытие выставки. Но в конце концов ужасно надоело, что мне нечего ответить на вопрос, чем я занималась на выходных, кроме как «я не ела». В эти выходные у меня есть приглашение на вечеринку. И я там буду на совершенно законном основании.

Я хотела проверить, узнают ли люди во мне модель с фотографий. Из-за маски на лице я думала, что меня никто не узнает, хотя втайне надеялась на обратное. Представляла, как ко мне будут подходить люди и спрашивать: «Это же вы, да?» «Да», – отвечу я. «Какие невероятные фотографии!» – скажут они.

Ожидание, как всегда, оказалось лучше реальности.

Открытие состоялось дождливым субботним вечером. Доносился стук падающих с крыш крупных капель. Чтобы не промокнуть и примерить на себя роль звезды, я поехала на такси. Огромная афиша со мной висела перед входом в крошечную галерею.

Несколько мгновений я шла по галерее настоящим победителем. Пространство было уже забито людьми, имевшими все права на созерцание моего частично обнажённого тела. Меня никто не узнал.

Я никому не говорила о выставке, но мама как-то узнала. Я представляла, как она обходит все залы, стоит перед каждым моим портретом. Видит девушку, похожую на её дочь, но не может поверить, что та на такое способна. Я наконец-то стала достаточно невозможной и неприятной.

Она была в ярости, набросилась на меня со слезами и обвинениями.

– Что я такого плохого сделала, что ты так со мной поступаешь? – Она делала ударение на каждом слове, на каждом слоге, как будто вела диктант.

– Да при чём тут ты? – тихо спросила я. – Это всё про меня – не про тебя.

– За что ты так со мной поступаешь?

Я говорила медленно, подыскивая правильные слова. Спокойно отвечала на её угрожающий тон:

– Я всего лишь хотела, чтобы камера запечатлела меня худой. На память. Это фото на память.

Я никого не хотела обидеть и едва ли соображала, что делаю. В тот день и неделю после мама со мной не разговаривала, даже не смотрела в мою сторону, а я была и рада, что не приходится выслушивать уговоры съесть хоть что-нибудь.

В нескольких местных газетах напечатали отзывы о выставке. Кто-то называл эти работы волнительными и новаторскими, сравнивал с Терри Ричардсоном, кто-то говорил, что это порнография, которая развращает молодёжь. Неравнодушные граждане жаждали спасти от скверны неискушённые души горожан. Быстро подключились активисты, которые запустили петицию с требованием закрыть выставку. Хозяйке галереи пришлось подчиниться – выставка закрылась на пару дней раньше запланированного.

Фотограф же был в экстазе. Совершенно спокоен. Он пожал плечами и сказал, что не понимает, из-за чего все так возбудились. Он не претендовал на то, чтобы называться художником, он просто кайфовал от своей работы. Впрочем, ему не на что было жаловаться – все без исключения фотографии были проданы ещё на открытии.

Нет ничего тяжелее, чем стать легче

Скандальное закрытие выставки ознаменовало конец того странного лета и начало чего-то совершенно нового. Мой бедный, но пока ещё живой мозг посылал мне сигналы, вознаграждал коктейлем гормонов, конечно, взаймы, чтобы я, как наши далёкие предки, отправилась на поиски еды. Но я использовала эту энергию в других целях.

Ана принесла с собой не только новое тело. Как только она возникла в моей жизни, я стала сложной, такой сложной, как цепочка ДНК. Я стала простой, такой простой, как мычание. Меня никто не ждал. Меня ждал весь мир. В сутках стало больше часов, но мне противно всякое свободное время. Я занята каждую минуту. Теперь я не просто девочка, которая смотрит шоу «Топ-модель по-американски» и учится копировать улыбку глазами от Тайры Бэнкс, я – художник. Эта мысль выделена курсивом у меня в голове.

Я никогда не умела рисовать, но кого это волнует? Это вовсе не обязательно. Я сидела на продавленном диване и размышляла о том, что такое быть художником. Это какая-то диковинная вещь. Будто ещё один симптом моего расстройства, но равный по силе творческому дару.

Я ничего не знала про современное искусство. Ни про Софи Калле, ни про Вали Экспорт, ни про Кароли Шнейманн. Я ещё не читала Крис Краус и Кэти Акер. Эти женщины – такие умные, такие смелые, такие невероятные – открыли для меня способность искусства разрушать и преображать.