Истеричка - Соня Дивицкая

страшного. Нам эта арматурина не мешала. Мы любили баньку, душистую, с небольшим, но всегда холодным бассейном, с уютным залом в бело-голубом приморском стиле. Банька была новая, и дом был новый, и хозяева – молодая счастливая пара. Руслан и Танечка – мои почти что родственники.

Дом стоял в саду, простора и света было много. А все потому, что эркеры, эркеры были в гостиной, они расширяли пространство – это мне Танечка объяснила. Сад заходил в дом, дом выходил в сад – мне было очень приятно бывать здесь в гостях.

Я молчу про английский камин, про низкие турецкие диваны и тяжелые уличные фонари, которые повесили на кухне…

– А кто же это все придумал? – спрашивали гости. – Какого же дизайнера вы приглашали?

– Никого мы не приглашали, – отвечал хозяин, важно поглаживая круглый живот. – Это Танечка сама все придумала. Пересмотрела сто проектов…

Танечка после таких слов начинала светиться. Подбегала к мужу, целовала смуглую щеку. А потом на кухне с нами, с подружками, смеялась:

– Муж хвалит! Надо записать это срочно где-нибудь. «9 мая сего года, в День Победы, барин похвалил жену. Прилюдно».

Мы отмечали День Победы. В саду раскинули шатер. Включили фронтовые песни. Все крутились у мангала и пили за бывшую хозяйку этого сада, за Марь Иванну. В войну Танечкина бабушка была зенитчицей, и до самой смерти она прожила в старом доме, который стоял в начале сада. А потом появился Русланчик и начались реформы.

– Марь Иванна этот сад превратила в джунгли, – он это нам рассказывал, нам, людям, чье детство прошло в этих джунглях.

– Да вы забыли все!.. А я тут вывозил грузовиками! Тут пройти было невозможно. А вот тут, на этом месте, – он показал на маленький прудик, в котором кружились два желтых утенка. – Тут у нее было кладбище дохлых кошек.

Из дома прибежала девочка, наряженная в тонкие восточные одежды, это была дочка Танечки и Руслана, точнее, Руслана и Танечки, гости смеялись, поражаясь их сходству:

– Вся в папу! Копия отец!

Девочка танцевала на высоком крыльце с греческими колоннами.

– Смотрите мое шоу! Пап, смотри на сцену. Сейчас начнется мое шоу!

А я дремала в гамаке. Вынесла из дома плед и качалась под вишней. Куда-то кто-то меня звал чего-то с кем-то выпить, но мне было лень подниматься.

– Я умираю, – так я всем отвечала. – Я в отпуске. Не тяните меня, я добровольно не встану.

У меня совсем не было сил на веселье. Я отпахала без выходных два месяца. На Новый год, когда все, как больные, ставили себе задачи и подводили итоги, черт дернул меня открыть маленький бизнес, и я попала в собственное рабство. В постель валилась без задних лап. Только к началу мая удалось устроить себе выходные, и я приползла к Танечке. Отмокать.

Сад зацвел. Стоял весь белый. Вокруг деревьев разбили клумбы. В центре участка устроили лужайку. Ее только что подстригли, и в воздухе остался запах свежей травы. Газон был идеальный, густой и ровный. Ни одного постороннего одуванчика.

Про этот газон Танечка рассказала веселую историю.

– Записывай анекдот, – она принесла мне бокал. – Рассказываю. Анператор решил, что газон в новом доме нужно посеять лично, своими руками. Ну… типа, дом построил, детей родил – осталось дерево. Деревьев тут и без него полно, газона нет. И вот он копает. И я копаю. Газон! Святое дело!

Ее позвала дочка со сцены:

– Мам! Смотри мое шоу!

– Смотрю, смотрю, цветочек! – Танечка похлопала и вернулась ко мне. – Ты знаешь, как трудно копать? Тут же была не земля, а камень. У меня вся спина заболела. Я лопату ставлю, а он копает. Он танк. Он может прокопать асфальт. Я уже вся мокрая. У меня на руках мозоли – он копает! Я ему говорю: «Давай отдохнем». – «Нет, рано. Вскопаем половину, тогда перерыв». Ну, ладно, думаю. Гроблю позвоночник, копаю рядом.

– Молодец, – я зазевалась.

Глаза у меня закрывались, Танечка наклонилась и зашептала, потому что мимо проходила одна любопытная в розовой кофточке.

– Понимаешь, это же было воскресенье. По воскресеньям у меня всегда любовь – в понедельник ему на работу. И к тому же он так копал! О! Как он копал! Лопату в землю, ногой на нее наступает – шикарно! Это меня жутко возбуждало. Когда Русланчик что-то делает… О-о-о! Это у него случается не часто, но зато тогда… Тогда он мне сразу очень сильно нравится. Я, знаешь, когда в него по-настоящему влюбилась? После свадьбы, когда он белил потолок. Ты помнишь старый дом? Бабулин? Там был страшный потолок. И что он сделал? Он взял кисточку. Взял краску. И одной рукой без передыху прособачил весь зал! Двадцать метров! Нон-стоп! Только кисточку макал и дальше красил. Такое больше никогда не повторилось! Одной рукой кверху ты попробуй помахать. Хоть три минуты попробуй. Трудно! А он как пошел, пошел – и я в него сразу влюбилась. Обожаю, когда он двигается. И когда он в газон вкопался – я его опять полюбила. Подбегаю к нему. Швырнула лопату: «Руслан! Я хочу целоваться!»

Я засмеялась, когда все это представила, и Танечка усмехнулась:

– Да, тебе смешно. А он ни в какую! Он очень целеустремленный. «Копаем!» – и все. Я его и била этой лопатой. И бросалась на него с этой лопатой. Я на него, знаешь, как орала? О! «Я тебя убью!» Бегаю с лопатой и ругаюсь: «Убью и сяду! Не хочу газон! Хочу любви!»

– Но ведь вскопали…

– Вскопали, – она вздохнула. – Все посеяли, прикатали. И отрубились.

Танечка посмотрела на мужа. Он стоял с бокалом у мангала и рассказывал друзьям ту же самую историю, только немножко по-другому.

– … соседи смотрят, не поймут, что за дела? Такой домяра, две крутые тачки, кругом таджики ходят, просят любую работу, а тут какой-то ненормальный сам весь день копает! И баба рядом с лопатой носится, – такой была мужская версия газона.

– Ну да, ну да… – Танечка присела на траву. – Я понимаю. Любовь никуда не денется, а газон нужно сеять вовремя.

Барин (так мы звали Танечкиного мужа), барин был прав, как всегда. Я свой газон разбивала позже, и теперь он стоял у меня лысым. Половину мои собаки вытоптали, нужно было подсеять траву, привести все в порядок, а я опять замоталась. Я опять ничего не посадила: ни розы, ни кактусы. Ну не было у меня времени, честно. И сил не было.

– Зато теперь, – я потянулась, – у тебя и травка зеленеет, и солнышко блестит.

– Да… – Танечка качнула мой гамак. – Красивый дом. А я все ною и ною. А в той халупе я не ныла. Там у меня было счастье.

– Все так говорят после новоселья, – я повернулась на бочок и закуталась пледом. – Сначала мы строим дворцы, а потом вспоминаем старые халупы.

Танечка отбежала с нашими бокалами к мангалу, подлила вина и заодно поцеловала мужа. Он подставил щеку, не прерывая свой разговор.

– … я так понял, что договора вообще никто не выполняет в этом мире, – Руслан, как обычно, говорил о своей работе. – Все хотят воевать, идиоты. Да ты пойди для начала в секцию спортивную запишись!

А может быть, не о работе, я не вникала, я почти спала.

– Нет, нет, я помню!.. – вернулась Танечка с бокалом и с конфеткой. – У нас была любовь! Я даже помню примерно в какой день… Однажды он заболел. К нам приехала скорая помощь. Врачи сказали: его нужно забрать в больницу. А я заревела. Стояла у кровати и ревела. Я думала: а вдруг умрет от воспаления легких? Врачи аж сами чуть не прослезились: какая у детей любовь. Он вечером сбежал из больницы. С температурой шел ко мне пешком на другой конец города. Я его лечила, ноги ему парила. Он маску натянул, чтобы меня не заразить. В той каморке мы друг друга обожали, а в этом доме уже как-то не очень… Тут слишком