Истеричка - Соня Дивицкая

Я немножко клюнула носом, пока она говорила. Я не виновата, просто устала, я очень сильно устала, и на свежем воздухе при ароматах меня потянуло в сон.

– Хватит валяться, – она меня потянула, – идем париться!

– Может, потом? Я не встану. Правда, меня сейчас краном не поднимешь.

– Пойдем сейчас, – сказала Танечка. – Потом в баню придут мужики.

– Ну и что? – я еле вылезла из гамака, как же мне не хотелось с ним расставаться.

– А все… – она сказала. – Я вместе с мужем в баню не хожу.

– Почему?

– Потому что я грязная тварь, помешанная на сексе!

– Да ладно!.. – я даже обиделась. – Это я грязная тварь, помешанная на сексе! А ты у нас ангел…

– Нет, – усмехнулась Танечка. – Это я раньше была ангел… А ты теперь при бизнесе, у тебя другие загоны.

Пришлось идти с ней в баню. Я плелась по аккуратной тропинке из желтого кирпича, Танечка специально куда-то моталась за этим кирпичом, хотела, чтобы все у нее было как в сказке.

К нам подбежала ее дочка, вылитый Русланчик, повисла на руках.

– Покружи! Мам, покружи меня!

– Иди, иди, корми утят, – Танечка чмокнула дочку и отпустила, очень ей хотелось со мной поговорить.

Баня нагрелась. Это был светлый уютный домик в дальнем конце сада. На маленьких окошках висели голубые шторки. В углу стоял буковый стеллаж, там лежали синие мягкие полотенца, килты для мужчин и простыни для женщин. Ширма новая появилась, красивая, из ротанга. По стене на черных кованых крючках висели дубовые веники. Здесь было все, что нужно для отдыха: столик, легкие стулья, маленький холодильник, чайный сервиз. Три белых шезлонга поместились у бассейна, на них были раскиданы уютные подушечки в полоску, в зеленую и красную. Цветовые контрасты – Танечка меня просветила.

Печь выбирали вместе, печь была шикарная, немецкая, с резными ножками. Через стекло горел огонь, и даже пепел был продолжением дизайнерской мысли, и кочерга была изогнута со смыслом, и каждое полено не просто так лежало, а гармонировало. Только арматура все еще валялась в углу у плинтуса, но ее и не очень-то было видно.

Танечка посмотрела на термометр. В парилке было восемьдесят. Она подшвырнула дровишки и начала раздеваться. Ее тело было сочным, аппетитным, пропорции были удачными, как будто природа тоже слышала про дизайн и принципы контраста. Секс-бомба: в какую бы тряпку Танечка ни завернулась, ее всегда хотелось развернуть.

– Да! Я праздная тварь! – она бросала свои вещи на ширму. – Я опять соблазняла собственного мужа! Вот тут вот, в бане. В прошлую субботу я его совращала.

– Опять? – я вылезла из джинсов.

Она мне кинула большое махровое полотенце.

– Опять!

– Танечка! Как ты могла!

– Как я могла! – она вышла из-за ширмы в простыне и войлочной шапке со звездой. – Как я могла?

Мы разлеглись по полочкам. А я люблю вот так вот растянуться, когда в парной не больше девяноста и тишина. Я закрыла глаза и хотела отключиться, но Танечка не могла лежать спокойно. Она повернулась на бок, поднялась на локте и начала свой маленький спектакль.

– Ты понимаешь, что я натворила?!

– Ну что ты натворила?

– Я зашла с ним в парилку…

– Ясно, – я зевнула, – ты у нас оптимистка…

– Посидела, посидела минут десять… А потом мне стало жарко. Я разделась и села к нему на колено.

– Да? – я чуть не поперхнулась, я, если честно, не ждала такую резвость от нашей скромной Танечки.

– Да! – она спрыгнула с полки и плеснула водой на камни. – Голая! К мужу! На колено.

– Какая пошлость!

– Я виновата, – Танечка снова легла и кротко сложила руки на груди. – Я мешала барину париться.

– Не смогла потерпеть, – я ей подсказывала, засыпая.

– Не смогла, не смогла, – она перевернулась на живот. – Я терлась с грязными помыслами об это чистое тело! Я повернулась к нему спиной, поставила руки на полку и…

– И?..

– И наклонилась.

– Фу-у-у! Какая ты ограниченная женщина.

– Угу. Сама удивляюсь, откуда это во мне? Всю неделю себя за это терзаю.

Танечка вышла подкинуть дровишек. Печка загудела, поленья затрещали, я опять закрыла глаза. Мне хотелось уснуть на полке, я легла на бочок и пригрелась, шевелить языком не было сил от усталости. А Танечка, напротив, прохаживалась из угла в угол.

– Как я могла! Как я могла его так грубо провоцировать! Нет… Так нельзя с серьезными мужчинами…

– Нельзя… Я на этом собаку съела.

– Он мне нравится! Он блестел! Он весь лоснился! Он истекал, как… как бокал ледяного шампанского!.. И опять полезла, не удержалась. Не смогла подождать более подходящего момента. Не смогла дождаться пенсии или общей могилки. Там у него наконец-то будет масса свободного времени.

– А он?

– А он мне говорил: «Ты что, тут же люди, тут же люди…»

– Какие люди?

– У нас были гости. Все напарились и ушли в дом, сидели у нас на кухне, пели. Поэтому я и не волновалась. Подумала: раз начали петь, значит, не вернутся.

Танечка зажмурилась и пропела любимый романс своего мужа:

– Я уеду, уеду, уеду! Не держи, ради бога, меня…

– Но ведь кто-то мог…

– Да, кто-то мог, – она опять легла, но тут же спрыгнула. – А я хотела! Я хотела мужа! Я его завлекала. Я по нему скользила, по мокрому. Развратница! Я ему сказала: «Если кто-то сюда направится, мы увидим в окошечко».

– В какое окошечко?

– Да в то окошечко, в предбаннике. Оттуда все видно. Тропинку от крыльца видно. Дверь в доме открывается – видно.

– Как ты все хитренько придумала.

Моя кожа покрылась красными пятнами, но я решила еще потерпеть, чтобы прокалиться насквозь.

– Я стояла у подоконника, – припоминала Танечка. – Он держал меня сзади за спину. А я посматривала в окно…

– Извращенка.

– Какой он был красивый! Он как назло в прошлую субботу был невозможно красивый. Сегодня нет, – она фыркнула. – Сегодня он объелся. Ты видела, какое пузо он отъел? Всего за неделю! Бухло и закусь – вот вам и пузо. А в прошлую субботу он был красивый…

Танечка плеснула на камни один ковшик. Дышать было горячо, но я терпела, нужно было еще немножко покипеть перед бассейном, чтобы эффект от холодной воды был максимальным. Танечка тоже легла и закинула ногу на ногу.

– Я его совратила.

– От зараза! – сил моих больше не было.

Термометр показывал сотню. Я выскочила из парилки и прыгнула в бассейн с головой. После холодной воды меня закружило, началось приятое расслабление, ради которого я и мучилась. Я завернулась в халат, взяла подушечку и завалилась на шезлонг. У меня не было сил шевелиться, и не хотелось, не хотелось шевелиться, я превратилась в березовое поленце и тихо гармонировала с интерьером.

Танечка заварила чай, запахло липой, для бани у Танечки заготовлены липа и мед. Она умеет найти время, чтобы позаботиться о приятных мелочах. Не то что я. В моей бане невозможно найти нормальный веник.

– Борщеца не налить? – она спросила. – Хочешь? Я принесу. Борщ обалденный, утром сварила. Грудинка есть копченая. Не хочешь? Борщеца? С сальцем?

– Нет, что ты… – я прошептала. – Какой борщец? Я труп!

– И я не могу, – она принесла мне чаек. – Я вся на нервах. С прошлой субботы. Так мне обидно! До сих пор обидно!

– Да что ж такое! Что ж ты никак не успокоишься?

– Я лопухнулась, – она бросила на пол свою мокрую простыню. – Что-то я сделала не так… Где-то я накосячила. На что-то отвлеклась. Я не успела кончить!

– Ну всё, – я закрыла глаза. – Конец света!

Танечка надумала мазаться медом. Меня не очень тянуло на все эти спа-процедуры. Если бы кто-нибудь взял меня за шкирку и окунул в ванну с медом, я была бы не против. Но самой натираться было лень. Мне и так хорошо: я выпила чай и вполприщура слушала Танечку, надеялась еще немножко вздремнуть.

– Понимаешь, – она намазывала медок на лицо, – эффективность любого процесса определяется предельной концентрацией внимания на всех его стадиях.

– Что? – я не сразу поняла, откуда эта песня. – Можно помедленней?