Живые картины (сборник) - Полина Юрьевна Барскова

И был таков.

Виктору Алферову

Живые картины

Документ-сказка

Действующие лица:

Антонина/Тотя (37 лет)

Моисей (25 лет)

Анна Павловна, смотрительница Эрмитажа (70 лет)

Картина первая

Пеленашки. Ноябрь

В полутьме на сцене стоит стол. На нём пытаются улечься, устроиться два человека. Это Моисей и Тотя. Оба завёрнуты в грязно-белые ватные одеяла и всякое тряпьё. Постепенно глаза зрителей привыкают к слабому освещению, и становится понятно, что действие происходит в одном из залов Эрмитажа. Пол усыпан битым стеклом и песком.

Тотя: Ну вообще-то, друг любезный, мне чудовищно холодно!..

Моисей и Тотя ворочаются, стараются придвинуться поближе, неуклюже возятся; это немного напоминает движения морских котиков на берегу.

Моисей: А так?

Тотя: И так ещё холоднее…

Моисей: Ох ты! Ну а ещё что?

Тотя (тихо): А ещё страшно…

Моисей: Что? А? Тотя! Тотя! Что Вы сказали? (Поскольку Моисей завёрнут в одеяло и у него на голове несколько шарфов и дамский капор, он не всегда слышит. Вообще важна их привычка всё время звать, призывать друг друга.)

Тотя: Мать вашу, Муся, любезнейший, мне страшно! Мне страш-но!

Моисей: Тотя, не кричите, пожалуйста… и не ругайтесь. Я этого не люблю. Вас люблю – вашего способа выражаться не выношу! И не жалуйся – это не способствует укреплению духа… Мы же договорились – не унывать. И вообще я думал – тебе никогда не бывает страшно. Помнишь, когда нас Ираклий знакомил: «Моисей, познакомьтесь, нас удостоила свом посещением Тотя – самая красивая женщина Ленинграда… И самая бесстрашная – покорительница вершин и сердец!»

Тотя: А что самая бесстыдная он не говорил?

Моисей: Ну, это я сам понял.

Тотя (передразнивает): «Познакомьтесь, девственный Моисей, рекомендую – Тотя, покорительница вершин, мощных гульфиков и гордых ширинок! Эльбрусов мужских тщеславий и вожделений! Составительница самого интригующего эротического списка Города трёх революций…»

Моисей: Тотя, не будь вульгарной! Я буду на тебя накладывать штраф – каждый раз!.. Я буду Вас требовать мне платить… За каждую скабрезность – поцелуй!

Тотя: А, ну это пожалуйста, сколько угодно – а то я подумала, папиросы станешь требовать или там сладкое, не дай Бог… Сахарочки мои… Карамельки мои… А поцелуй – пожалуйста, только мне придётся каждый раз тебя разматывать… а потом заматывать. Так и буду разматывать и заматывать…

Моисей: Да, да, буду требовать! А то мы в этом аду совсем очерствеем, совсем озвереем! Мы же звери станем… (В возбуждении/огорчении подпрыгивает, теряет равновесие и валится/скатывается со стола.)

Тотя: Моисей!

Пауза. Тишина.

Муся!.. Где ты? Ты где? Ты упал? Ты закатился? Тебе больно? Я не вижу тебя!

Моисей то ли посмеивается, то ли поскуливает снизу.

Тотя: Моисей, что с тобой? Где ты? (Закашливается.)

Моисей: Да… я подумал, я же катился завёрнутый, я теперь как наша милая мумия в Египетском зале – мумия жреца! Десятый век до нашей эры, сохранность удовлетворительная.

Тотя: Я когда молодая была, к нему приходила и всё повторяла имя – Па-ди-ист… Никак не могла запомнить. Я сначала, когда смотрела на него, всё думала, почему у него так губа закушена, такая усмешка блядская, – мне всё казалось, он надо мной смеётся… И когда Машу арестовали и выпустили… И когда Ираклия арестовали… и выпустили… И когда папу арестовали, и выпустили, и снова арестовали… А теперь он над нами всеми смеётся… Он мумия и мы все… стали… как он… станем… (Неожиданно тяжело замолкает.)

Моисей: Тотя? Ты молчишь? Не молчи! Мне страшно, когда тихо… Ну что ж такое, то молчит она, то бранится она…

Тотя: Па-ди-ист… Их там сейчас так и зовут…

Моисей: Кого зовут? Где? Как?

Тотя: Мне рассказывал один такой, ну, управдом наш… весьма гнусная рожа, надо отметить… гнуснейшая рожа! Вот такую наел! Они их, кого находят, называют – пеленашки, и мумии называют, и вот, знаешь, ещё – вот это совсем замечательно – цветы… называют… и подснежники…

Моисей: Цветы? А почему цветы?

Тотя: Ну их оставляют… у больниц там… в парадных… у фонарей – в цветных тряпочках, одеяльцах, чтобы находить легче… Вот те, которые находят их, называют – цветы… Говорят: цветы собирать…

Моисей: О Господи! А подснежники здесь причём?

Тотя: Да ты лишён воображения… Ну, когда оттепель: из-под снега всё это вылазит, всё видно… Хотя откуда оттепель – с октября снег лежит.

Моисей: Удивительно, Тотя, слова новые, как будто у этой блокады свой язык…

Тотя: И язык свой, и нравы свои, и цены свои, и законы свои…

Моисей: Ну да, и наряды свои!

Моисею наконец удаётся сесть торчком в одеяле, он несколько разматывается/высвобождается, и мы видим, что он завёрнут во всё, что можно было найти: платки, какую-то верхнюю одежду, странный дамский старомодный чепец; на руках муфта – он её внимательно, удивлённо разглядывает…

Моисей: Да… если бы мне кто-нибудь год назад сказал, что рядом со своей Возлюбленной, с Возлюбленной своей я окажусь в чепце и муфте… Я был бы… да я был бы крайне удивлён! Детишкин, слышишь?! Не часто мне доводилось ходить на свидание в муфте и чепчике.

Тотя: Вам вообще не часто приходилось ходить на свидания вообще-то… Моисей, вот откуда у Вас, а вот откуда у Вас эта муфта?

Моисей: Вы ревнуете, Тотя… Меня? В этом даже есть что-то чертовски приятное!

Тотя: Ох нет… Ревную… Нет… Я вспоминаю… откуда я впервые узнала слово «муфта», откуда оно вот у меня в голове взялось. Мама читала нам про Снежную королеву – мне и Маше… Ты помнишь эту книгу?

Моисей: Жёлтую, в переводе Ганзен? О, я даже запах её помню! Книги так вкусно пахнут…

Тотя (декламирует «детским», но грозным голосом): Они уселись с Гердой в карету и помчались по пням и по кочкам в чащу леса. Маленькая разбойница была ростом с Герду, но сильнее, шире в плечах и гораздо смуглее. Глаза у нее были совсем черные, но какие-то печальные. Она обняла Герду и сказала:

– Они тебя не убьют, пока я не рассержусь на тебя! Ты, верно, принцесса?

– Нет! – отвечала девочка и рассказала, что пришлось ей испытать и как она любит Кая.

Маленькая разбойница серьезно поглядела на нее, слегка кивнула головой и сказала:

– Они тебя не убьют, даже если я рассержусь на тебя, – я лучше сама убью тебя!

И она отерла слезы Герде, а потом спрятала обе руки в ее хорошенькую, мягкую и теплую муфточку.

Моисей: Вот и я прячу свои оглобли в эту