Говорит Москва - Александр Иванович Кондрашов

него была здесь недалеко у круглого дома назначена деловая встреча с коллегой, о которой он, слава Богу, вовремя вспомнил: «Простите, что она несколько затянулась…» Судя по всему, встреча была очень важной, так как Костя стал каким-то другим – видимо, всё ещё погружённым в обсуждённые на ней проблемы – несколько заторможенным, отвлечённо как-то улыбающимся. А почему нельзя было обсудить всё по телефону? Значит – нельзя. Не спрашивать же.

Борис Аркадьевич хотел «угостить» Костю лицезрением отдыхавшей у ручья нимфы, но вот досада, на скамейке её уже не было – она трусила в конце набережной мелкой побежечкой, трогательно раскидывая ножки в стороны. За ней, высоко и задорно подпрыгивая, бежала собачонка, останавливалась по своим делам у вязов и скамеек, потом стремглав бросалась нагонять потраченное на остановки время. Они убегали туда, откуда прибежали, – к летящим над рекой и деревьями белым кораблям домов.

А собеседники наши не спеша двинулись в сторону знакомой скамейки. То есть педиатр как раз спешил, а Костя – нет, шёл, время от времени встряхивая головой. Как будто пытаясь сбросить с себя что-то. Дошли. Костя потянулся, закинув руки за голову, шумно вдыхая ноздрями майский воздух. Потом сел нога на ногу и сказал неопределённо:

– Ну-с?..

Что значит это «ну-с»? Педиатр, приготовившийся было продолжать рассказ, почувствовал некую перемену, которая мешала, не позволяла продолжать, делала это неуместным. Он молчал, и Костя его не торопил. Борис Аркадьевич смотрел по сторонам, не зная, от чего оттолкнуться, и натолкнулся…

– У вас кровь, – педиатр указал пальцем на щиколотку правой ноги собеседника, которой он легкомысленно покачивал, кровь капала в пыль, да и джинсы внизу были тоже в крови и даже, кажется, порваны.

Костя приподнял ногу, посмотрел на свою ступню с удивлением и поставил на место.

– Пустяки, о куст ободрался.

– Нет, не пустяки, надо обработать рану, – доктор снял очки и встал, – у вас перекиси водорода с собой нет? Это не собаки ли вас покусали, тут иногда бегают дикие стаи?

– Нет, не собаки, с чего вы взяли? Я же сказал, о куст ободрался.

– Надо домой, – с грустью констатировал доктор.

– Как скажете…

Косте явно не хотелось вставать, но он встал, достал влажную салфетку из коляски и, усмехаясь чему-то, наклонился, протёр царапины и опять сел, откинулся на спинку лавки и сказал просто:

– Хорошо-то как, Господи…

Педиатр более всего был обескуражен тем, что Костя показался ему не совсем в себе. Подумал было с ужасом о наркотиках, но зрачки Костины были не сужены, а, наоборот, расширены, однако странная улыбка не сходила с его лица, но и алкоголем от него не пахло…

– Нельзя так легкомысленно относиться к своему здоровью, идёмте.

– Идём, идём, – говорил Костя, но не вставал.

Поднял его на ноги звонок жены. «Пора кормить маленького разбойника». Тут Костя, что называется, вернулся в себя.

Пошли в сторону Сетуньских проездов. По мере приближения к ним Борис Аркадьевич, обескураженный тем, что Костя, во-первых, как-то опасно изменился, а во-вторых и главных, не просил его продолжить так вроде заинтересовавшее его повествование, постепенно скукоживался, ссутуливался, «приходил в себя», превращаясь из сатира в расцвете сил в того старика, каким Костя его впервые увидел.

– Вы завтра придёте? – спросил педиатр, прямо взглянув в глаза Косте, который опять как-то странно улыбнулся, но Костя твёрдо обещал:

– Конечно, мы ещё с вами поработаем, то есть поболтаем, – и очень крепко, даже как-то чересчур, пожал руку педиатра.

– Да, да, поработаем, пора матушку переворачивать, мы успешно боремся с пролежнями… – как бы оправдываясь, сказал педиатр. – Спасибо! Зое Данииловне привет, добрая душа, повезло вам с ней. Как это важно – с первым браком ошибку не совершить… Всего доброго! До завтра, я буду вас ждать. Непременно обработайте раны перекисью водорода… Только прошу вас, не берите с меня пример, не… – в глазах его вновь появились слёзы, но он не завершил обычного финального пожелания и круто повернул в сторону магазина. Костя не спеша покатил коляску в сторону дома.

Часть вторая

Лобная доля

1. Садист

Он познакомился с Зоей на радиостанции «Парус».

Было это ещё до прихода на станцию Лупанова, открывшего в Косте дар радиоведущего. Популярной радиоведущей была тогда Зоя. Однажды Костя подвёз её на Сетунь и остался здесь, как он думал, навсегда. Необходимость ежедневно толкаться в пробках по дороге в ненавистную родную Лобню, на окраине которой стоял их деревенский дом, отпала…

Его отец был садистом. Подготовил сына безо всяких репетиторов для поступления на Физтех. Готовил с малых лет, то есть лишил парня детства. Когда-то, в эпоху физиков и лириков, отец сам мечтал поступить в МФТИ – лучший в мире институт, и всего-то в пяти остановках на электричке от Лобни. Но не сложилось, недобрал баллов. Поздно понял, что для поступления на Физтех мало получать пятёрки по физике и математике в сельской школе и любить фильм «Девять дней одного года». Пошёл в армию, получил военно-учётную специальность механика-водителя танка, демобилизовался, быстро женился и всю жизнь проработал в аварийной службе – водителем, слесарем-сантехником, электромонтёром, механиком, сварщиком… Костя – долгожданный, любимый сын, у него были старшие сёстры, целых три. Было бы больше, если бы Костя наконец не родился.

Это мать называла отца садистом. Его любовь к сыну была слишком строгая – строгая, потому что настоящая, всепоглощающая. Порой Костя думал, что отец его люто ненавидит, нарочно мучит и учит. Покататься на велосипеде с ребятами, поиграть в футбол он отпускал Костю только в награду за что-нибудь героическое, совершённое на учебной ниве. Обычно уроки с детьми делают матери, а тут – отец. Он учился вместе с Костей – какая учёба могла быть в отцовском послевоенном детстве? – а с сыном он навёрстывал недоученное. Отец заставлял Костю зубрить огромное количество стихов из школьной и не только школьной программы, чтобы таким образом парень тренировал память и необходимое настоящему учёному образное мышление. Заставлял выучивать и большие куски прозы. Гоголя, Лескова… Настоящий садист.

Вместе изучали физику, химию, математику. Отец страшно огорчался, когда трудные задачки решал быстрее сына, и тогда он его не отпускал гулять. А задачники добывались лучшие – для тех, кто готовится к поступлению на мехмат МГУ, МИФИ и на Физтех. Легендарный институт, в котором учили думать. Думать, то есть находить не просто самое короткое, неожиданное и красивое решение задачи, но и выход из безвыходного положения. Последним умением отец овладел самостоятельно и вполне.

Если дома старшего Лобова