Говорит Москва - Александр Иванович Кондрашов

Даниловна Понятовская и обратила своё внимание на Константина Викторовича Лобова. Не могла не обратить. Дочка профессора МГУ – и вдруг сын слесаря-сантехника, живущий в деревне, примыкающей к Лобне?..

Ранее она еле здоровалась, впрочем, Зоя не входила в дружную «шведскую семью» радиостанции. Была выше, у неё и отношений-то ни с кем на станции не было, что, конечно, казалось подозрительным. Говорили, что у неё долгий роман с одним из молодых медиамагнатов, с которым был всего лишь мимолётный у Ксении Собчак – несмотря на все старания последней… Это было в том нужном месте и в то нужное время, когда выражение «последняя б…» не было оскорбительным, а могло означать всего лишь «последнее увлечение».

Зоя летом приезжала на станцию почти голая. Высокие каблуки, кратчайшее мини, обнажённая талия, грудь, едва прикрытая полоской ткани… Нежный, чуть с горбинкой профиль, глаза миндалевидные, пушистые ресницы, смуглая кожа и светлые волосы; тонкая, стройная, ни на кого не похожая, недостижимо столичная.

Она злила Костю. Нравилась. Очень. Зоя смотрела мимо него, а иногда и сквозь него. Один только раз Костя поймал её взгляд на себе. Крайне раздражённый… С ним кокетничала секретарша гендира Анджела, с которой у Кости был вялотекущий тайный (секретарша Цезаря вне подозрений!) роман, и вот в коридоре Анджелка не утерпела и, наплевав на конспирацию, вжалась в Костю со всей своей нерастраченной женской дури, а тут из студии выходит Зоя… Один только раздражённый взгляд, но Костя понял, что у него есть шанс.

Их скрестил Лупанов, поставив вести совместную программу под названием «Кровь с молоком». Зоя жёстко подтрунивала в эфире над выскочкой Костей. Он поначалу не знал, как отвечать на женское хамство, замолкал, и она вела кефир (так не терпящий пафоса называл эфир Лупанов) фактически в одиночку, не давая вставить Косте ни одного слова; но на её издёвки он стал отвечать своим подтруниванием. Постепенно перешедшим в некое затаптывание. Костю выручала огромная стихотворная библиотека, хранившаяся в его памяти. Оказалось, что прынцесса сильно уступает валенку, что её университетское образование гроша ломаного не стоит в сравнении с тем, которое Косте дал отец.

Конфликт между ведущими был главной фишкой программы, слушатели следили не столько за обсуждением темы эфира, сколько за их пикировками. Иногда совершенно волшебными, и походили они на брачные песни бешеных птиц. Костя и Зоя стали любимым дуэтом слушателей. Костины поклонницы слали Зое злобные эсэмэски: «Не прикасайся к Костику своим длинным языком, грязная сучка…» Гораздо меньше поклонников оказалось у Зои, но эсэмэски типа: «Лоб, получишь в лоб!» тоже приходили часто.

После «кефира» за ней всегда приезжали, да всё разные авто, это Косте не нравилось. Но однажды поздно вечером за ней никто не приехал, и он предложил подвезти Зою до дома.

И она согласилась.

Прошедший эфир несколько отличался от предыдущих. Темой был очередной скандал, связанный с Майклом Джексоном. Зоя его любила, а Костя, как и положено в таких случаях, с целью провокации конфликта в кефире, – нет. Он якобы ни в грош его не ставил и не мог понять, почему этот визгливый глист так популярен. Стёб со слушателями о великом музыкальном извращенце был на первом плане, но мощно проступил второй: главными стали те телодвижения, что происходили в студии. Костя в запале положил свою ладонь на Зоину. И обратил внимание на этот конфуз только когда она свою ладонь убрала. Но не сразу! Дальнейший подспудный детектив программы заключался в том, что Костя, как будто случайно, накладывал свою лапу на тонкую длань Зои; она выскальзывала из-под неё, но сделать ей это становилось всё труднее. Можно было ожидать, что Зоя заявит в прямом эфире:

«Дорогие слушатели, мой коллега, хорошо известный вам лобненский хам, который, к несчастью, мой со-ведущий, пытается сломать мне кисть руки. Давайте проголосуем: ударить его сейчас за это по лицу или во время рекламной паузы коленом в пах? В первом случае звоните по телефону такому-то, во втором по такому-то…» Но этого не случилось.

Более того, она согласилась, чтобы он её подвез.

И села не на заднее сиденье.

В районе Нижней Масловки Костя распустил руки, точнее, правую руку. Она отчаянно отбивалась, отчаянней, чем требовалось. Происходило всё на большой скорости и молча. Зоя только изредка отпускала Косте страстные, краткие характеристики:

– Подонок! Жлоб! Колхозник…

На Беговой он резко затормозил и припарковался.

Использовав фактор внезапности, совершил ещё одну неудачную попытку. Она попыталась выскочить из машины, но всё-таки недостаточно решительно, и третья попытка поцелуя была засчитана.

Тяжело дыша, Костя спросил:

– У тебя есть холодный свекольник?

Она тоже всё не могла отдышаться.

– Плебей, ломовой извозчик, шофёрюга…

Костя внешней стороной ладони коснулся её щеки, ресниц и поцеловал её уже без всякого сопротивления.

– Дурында…

– Грубый, мерзкий скот…

– У тебя есть холодный свекольник?

– Какой к чёрту свекольник?

– Дурында…

Костя целовал её, и она ему отвечала.

– Есть…

– Что?

– …холодные котлеты.

Костин анекдот, ставший на время подпольным девиз-паролем радиостанции, решил всё дело миром. Ну да, если на вопрос: «Есть ли у тебя холодный свекольник?» следовал отзыв: «У меня есть холодные котлеты», то это означало согласие на секс.

Ухаживал он тайно за ней год, а дело решилось за несколько минут в подворотне на Беговой.

Когда впоследствии они проезжали мимо места первого поцелуя, и у Кости, и у Зои теплели глаза.

Как это часто бывает, выяснилось, что они шли друг к другу всю жизнь, что созданы друг для друга, что всё, что было до поцелуя на Беговой, ерунда, ошибка, глупость… Она говорила, что ей смертельно надоел фальшивый клубный мир, мерзкая туса, все эти светские кролики, строящие из себя львов, – говорила это очень искренно и зло… Он говорил, что она Джоконда, которую надо украсть…

Родители поначалу были категорически против этой связи. А уж тем более брака.

И её. И его.

4. Николина гора. Потрясение

Мама Зои, происходившая из семьи обедневших советских академиков, имела дачу на Николиной горе в старинном советском кооперативе работников науки и искусства (РАСИН) и мечтала, что её единственная дочь выйдет замуж за состоявшегося состоятельного человека из николиногорского круга.

Их когда-то один из лучших домов в посёлке всё более уступал олигархическому новострою. Отец Зои хоть и был широко известным профессором и телеэкспертом, но не мог добиться и сотой части того благосостояния, с которым уже родился какой-нибудь аудитор какой-то там палаты. Данила Иванович неустанно ездил по заграницам с лекциями, испрашивая гранты на свои монографии, получал их, но