Назови меня по имени - Ольга Николаевна Аникина

– Русские не сдаются! – крикнул Козырев.

– Это я тебе напомню, когда тест будем писать, – пообещала Маша. – Итак, загадка «Приморского сонета». Цветущие черешни.

Она прошла между рядами и вернулась к учительскому столу.

– Считается, что стихотворение посвящено конкретному месту на побережье Финского залива. Царство северной природы, корабельные сосны, холодные озёра. Если кто-нибудь из вас бывал в Петербурге весной, обратили ли вы внимание, когда там зацветают деревья? И вообще, листва на северных окраинах нашей страны появляется раньше, чем в Москве, или позже?

– Одновременно! – крикнула галёрка.

– Позже, – сказал Данила.

– Позже, – подтвердил Алёша.

– Кто из вас лучше всех знает биологию? – спросила Маша и, не получив ответа, продолжила: – В каких широтах растёт черешня?

– В южных, – сказал кто-то с первых парт. – Но есть сорта, которые растут и в северных.

– В окрестностях Комарово, где жила Анна Андреевна, черешня не растёт, – резюмировала Маша. – По крайней мере, во времена Ахматовой не росла. Черёмуха росла, а черешня нет. Значит, речь идёт о другом месте, правда? Где она могла видеть цветущую черешню? Тёплое, солнечное воспоминание…

– В Ташкенте, – сказал Данила. – В эвакуации.

– А ещё она до революции ездила с мужем в Италию, – сказал Алёша. – Кто знает, в Италии растёт черешня?

Глава 2

Маша заполняла оценками пустые ячейки напротив фамилий одиннадцатиклассников, а потом дублировала оценки в электронную версию журнала. Красневский, Девятов – тому и другому пять. Бояринова… Маша подумала и нарисовала ещё одну пятёрку. За что? Ладно, пять, и всё. Не стирать же написанное. Козырев? Козыреву, так и быть, четыре за хорошее поведение. Нужно же как-то дотянуть его до выпускных испытаний.

Направляясь через холл из кабинета русского языка к лестнице, Маша подумала, что за некоторых своих учеников она могла бы вообще не переживать на экзамене. Эти – точно сдадут и даже получат высокие баллы. И Девятов, и Красневский.

И тут же на бегу машинально проверила телефонную трубку. Так, на всякий случай, дежурный контроль.

Включила экран и обнаружила шесть пропущенных звонков от Петьки.

Она даже остановилась посреди холла и ещё раз глянула на экран.

Шесть звонков! Нет, ей не померещилось.

Ребёнок раньше никогда не обрывал ей телефон в рабочее время. Он прекрасно знал, когда можно звонить матери, а когда нет. За годы работы в школе Маша давным-давно уже всё ему доходчиво и понятно объяснила. Значит, случилось что-то непредвиденное. Что-то плохое.

Маша нажала кнопку вызова. Руки её слегка подрагивали, а сердце, опережая события, уже колотилось, как безумное.

Петька ответил почти сразу.

– Мам, мы тут с папой посоветовались и решили, что я останусь у него до выходных.

Сказанное звучало так, словно ребёнок долго репетировал одну и ту же фразу и наконец произнёс её – быстро, на одном дыхании.

– Петька! – Маша держалась, чтобы не закричать. – Сию же минуту передай трубку папе. Слышишь? Сию же минуту!

Она и не подозревала, что известие о том, что сын может задержаться в Петербурге, может вызвать у неё такой бешеный всплеск эмоций.

– А папа вышел, – сказал Петька. – Ты только не волнуйся. Он сказал, ничего страшного.

– Мало ли кто что сказал! Сегодня же чтоб был в аэропорту! Сегодня же, понял?

– Мам, ты не волнуйся, – повторил Петька. – Но это невозможно.

– Почему? С тобой всё в порядке? – У Маши затряслись руки. – Ты заболел?

– Да нет же, – в интонации ребёнка уверенности поубавилось. – Просто папа сказал, что первую неделю в школе можно и пропустить. Он уже сдал мой билет…

Над самым ухом оглушительно загрохотал звонок.

Маша нажала отбой и тут же попыталась набрать номер бывшего мужа.

Занято, занято, занято.

Третий урок уже начался. В классе Машу ждали ученики, но она всё ещё стояла в холле и не двигалась с места, как фигура на шахматной доске, ходы которой оказались полностью блокированы.

Кабинет директора походил на приёмную президента небольшого государства. Маша села как можно ближе к директорскому столу, но, несмотря на это, начальница и подчинённая находилась на значительном расстоянии друг от друга. Рабочее место Нинели Валентиновны со всех сторон окружали стопки папок и бумаг. Возле её правого локтя уныло повис пыльный флажок Российской Федерации.

– Что вы хотите этим сказать? – Директриса оторвалась от своих записей. – Собираетесь бросить работу на целых два дня?

– Не бросить. – Маша медленно опустила на стол напряжённые ладони. – Я приеду, и мы наверстаем пропущенную программу.

Маша готова была умолять, упрашивать, договариваться на любых условиях. Предательская нервная дрожь прорывалась сквозь её голос, и она сама не могла понять, что же такое с ней творится – почему она не может говорить спокойно и уравновешенно.

– Откуда такая срочность? – удивилась Нинель. – На педсовете вы были хотя бы адекватны. Возьмите себя в руки.

– Я неадекватна, – сказала Маша непонятно кому, может, начальнице, а может, самой себе. – Я не могу быть адекватна!

У неё почти не оставалось шансов, но можно было попытаться ещё раз, и Маша решительно поднялась из-за стола.

– С моим сыном в Петербурге что-то произошло, – сказала она с нажимом. – Что-то очень нехорошее. Его никогда не задерживали без объективной причины.

Нинель, казалось, слушает очень внимательно.

– Меня нельзя сейчас допускать до уроков, – заключила Маша. – Дети не виноваты, но учитель тоже живой человек.

– Вы не профессионал, – вздохнула Нинель, и фраза прозвучала как приговор.

Маша молчала и смотрела на начальницу исподлобья. Пусть так, подумала она. Пусть не профессионал. Только отпусти меня, отпусти, слышишь, иначе я уволюсь к чёртовой матери, и ты в середине учебного года будешь искать другого учителя.

Что будет делать сама Маша, если вдруг потеряет работу, она в данный момент не думала – а подумать, между прочим, стоило бы. Ежемесячные взносы по ипотечному кредиту основательно сотрясали Машин бюджет, и остаться без основного заработка было никак нельзя, но сейчас Маша забыла даже об этом.

Директриса подняла на неё очень выразительный взгляд, и Маше вдруг показалось, что по какой-то случайности она произнесла вслух всё то, о чём только что думала. Вот тут-то она не на шутку испугалась, хотя, как выяснилось, напрасно.

– Уже купили билет? Поездом поедете? – спросила начальница.

– Билета у меня нет, – пробормотала Маша. – После праздников наверняка остались только СВ, с моей зарплатой это невозможно. Поеду на автомобиле.

Нинель встала и прошлась по кабинету.

В школьном Уставе, на который Нинель постоянно ссылалась, содержался параграф, посвящённый правам учителя. В нём говорилось, что педагог имеет право взять административный отпуск по семейным обстоятельствам. Именно этот параграф был Машиным спасением, и начальница это понимала.