Искры Божьего света. Из европейских впечатлений - Николай Иванович Надеждин

на сторону «Весов». Прекрасная гостиница! Такие чистенькие комнатки! Такая проворная услуга! Такая добрая хозяйка! А пуще всего такое дешевье в сравнении с прочими швейцарскими трактирами!

Но где же прекрасный вид, который выговорил я первым условием при отводе себе комнаты? Я побежал к окну, как скоро переступил порог. Подо мною катились быстрые струи Рейссы, из которых почти вырастала гостиница. Влево изумрудное зеркало озера. Но где ж горы? Солнце, весь день боровшееся с тучами, наконец высвободилось из-под них и сияло во всей красе на голубой тверди. Только по местам висели еще сизые тучи, словно свинцовые пятна, возмутившие мне душу зловещим предчувствием.

Понимаете ли вы отчаяние путешественника, заехавшего в Швейцарию в дурную, ненастную погоду? Достигнуть цели своих желаний, вступить в это святилище великолепнейших чудес природы, быть среди них – и не видать ничего в египетской мгле непроницаемых туманов! Право, это хуже мук Тантала[157]!

– Я очень несчастлив, – сказал я, обратясь к хозяйке, которая сама явилась прибрать мою комнату. – На погоду нет надежды!

– Отчего же, добрый господин? Я так думаю, напротив. Посмотрите-ка на Альпы. Они все с утра покрылись снегом. Это верный знак.

Я знал, что, когда дождь превращается в снег на Средних Альпах, погода, наверное, должна перемениться; так стояло и в Эбеле: но где ж эти Альпы? Я взял свою трубку, и действительно, на отдаленном горизонте, опоясывающем озеро, различил округлости гор, белевшиеся подобно застывшим валам взбунтованного моря.

– А эти тучи? – возразил я недоверчиво.

Хозяйка взглянула в окно и улыбнулась.

– Господин, верно, еще недавно в Швейцарии? Это не тучи, это наши горы. Вот Пилат, а там Риги. Я вам ручаюсь, что погода будет прекрасная. Да не угодно ли вам чего? Кофе… шоколату… чаю?

Я пробормотал что-то в ответ и прирос к окну в неизъяснимом удивлении.

– Как? Ужели в самом деле горы? – Да где ж их основания? Как же они связываются с землей? Это шутка! Горы висят в воздухе!

Я не знал еще, что облака, рассеваемые солнцем, прилипают к исполинским бокам гор, обвиваются вкруг них, перехватывают их пополам и, мало-помалу редея, сливаются в один цвет с атмосферическим воздухом, так что опытный лишь глаз может различить их седую пелену, спускающуюся по ребрам гигантов, а между тем эти гиганты уже приветствуют своими осеребренными вершинами благодатное светило.

Мне подали кофе и при нем сот свежего, душистого меду, по швейцарскому обычаю.

Прошло не более получаса в некоторых распоряжениях с моей стороны, насчет совершенного водворения в данной мне комнате. Управившись, я подошел опять к окну: какая чудная перемена!

Швейцарский календарь, основанный на вековых наблюдениях, не обманчив. Снег недаром покрыл темя Средних Альп. В эти полчаса полог туманов совершенно распахнулся, и я увидел вокруг себя строй исполинов.

Иоганн-Рудольф Дикенман.

Город Люцерн на фоне горы Пилатус, 1830-е гг.

Прямо пред глазами возвышалась гора Пилат, упирающаяся своими корнями в западный берег Люцернского озера. Вышина этой горы простирается до 7.080 футов над поверхностью моря и до 5.760 над озером. Имя ее производят от латинского «Mons Pileatus» (Гора в шляпе), данного ей потому, что вершина ее большей частью бывает покрыта облаком, похожим на большую нахлобученную шляпу. Это облако питается преимущественно парами, выходящими из небольшого озера, находящегося на одной из верхних террас горы, называемой Бриндлен-Альпе. Иногда оно рассевается в воздухе, но чаще, приросши к темю горы, всё растет, всё тучнеет, всё становится гуще и мрачнее, до тех пор пока разразится ужасною грозою.

В старину окрестные жители приписывали это явление таинственной причине, основанной на древнем народном предании, которое давало другое происхождение и самому названию горы. Думали, что гора Пилат названа так, потому что была местопребыванием судии Спасителя, Понтия Пилата, который, доведенный до отчаяния угрызениями совести, бросился наконец в помянутое озеро, называющееся и теперь в народе «Пилатовой лужей»: его-то проклятую тень видели в громах и бурях, вырывающихся из озера. Иначе называлась эта гора Фракмонт, т. е. «Mons Fractus» (Раздробленная гора), потому что высочайшая из семи вершин ее раздроблена надвое.

Вид Пилата из Люцерна запечатлен мрачным, ужасающим величием: вся восточная его сторона представляет обнаженные ребра истерзанных стихиями скал. Вид с горы, говорят, принадлежит к великолепнейшим в Швейцарии. Уверяют, что в ясную погоду с помощью трубки можно видеть с ней до 13 озер и различить даже страсбургскую колокольню.

Рассказывают также об удивительных гротах, прорытых самою природою в недрах верхних скал: один из них, называемый «Скважиной св. Доминика», идет сквозь всю гору; никто до сих пор не мог пройти его из конца в конец, даже дойти до таинственной статуи, которая виднеется при ее противоположном отверстии, называемом «Скважиною лунного молока», и как будто представляет человека, облокотившегося на стол, со сложенными накрест ногами, в положении стража пещеры. К сожалению, я не решился идти на эту гору, которая, хотя, кажется, висит над городом, но требует до шести часов крепкой ходьбы только в один конец.

В это время одна швейцарская газета напечатала известие, будто на Пилате найден труп убитого и ограбленного путешественника, с подозрением, что виновником убийства должен быть проводник несчастного. Все швейцарские проводники, которые составляют особый, многочисленный класс народонаселения, подчиненный своим законам и формам, сделали протест против этого известия, которому досель не было примеров и которое действительно оказалось ложным. Впрочем, не это удержало меня от путешествия: я сделал себе другой план, и очень скупился на время.

Против Пилата, на восточной стороне озера, воздымается величественный купол Риги, по латыни «Mons Regius» (Царь-гора). Это название весьма прилично величавому положению горы, царски возвышающейся между озерами Люцернским, Цугским и Ловерцским, под зеленою порфирою роскошных Альпийских пастбищ.

Риги представляет громаду совершенно отдельную, одинокую, не связанную с другими окружными горами. Вышина ее простирается до 5.676 футов над поверхностью моря, следовательно, гораздо ниже Пилата. И вид ее несравненно кротче, не так дик и ужасен. Бока Риги усеяны шалашами. Множество часовен и крестов, возвышающихся друг над другом, свидетельствуют благочестие древних швейцарцев, не погасшее и ныне в народе. До сих пор каждое воскресенье горные пастухи и жители окрестных деревень собираются, особенно в церкви Богородицы-на-Снегах, где, помолясь, проводят праздник в гимнастических играх, так любимых горцами. Дни св. Магдалины (22 июля) и св. Лаврентия (10 августа) принадлежат к годовым праздникам, на которые собирается множество богомольцев и посетителей: первый дается при так называемой Капуцинской гостинице и есть собственно пастушеский праздник, второй на Холодных водах. Вершина Риги называется Кульм (Culmen):