И берег Вычегды родной (сборник) - Евгений Иванович Шашурин

отца, а потом и на Николу – пропали без вести. Не выдержала свекровь потерю сына и мужа, умерла. Осталась Клавдия одна. Так с тех пор, как и большинство деревенских вдов, замуж не вышла.

У других хоть родные кровиночки были, а ей Бог не дал.

К симпатичной женщине с голубыми глазами, небольшого росточка, трудолюбивой, спокойной по характеру, не раз сватались мужчины, но она ждала Николая. Так и старость пришла, но и в этом возрасте она не утратила былой привлекательности. Неприхотлива. Да и много ли одной надо, но держала козочку. Занималась врачеванием и сбором лечебных трав, готовила настои, отвары, травяные сборы. Денег, правда, за это не брала – так, если кто из еды что положит.

Утром, как обычно, встала рано. Обрядилась по хозяйству, выпустила козу в стадо и стала собираться в лес. Договорились с Марией Ванюшиной пойти цвету да чаги пособирать, корешков копнуть.

Зашла к ней, а она суетится у печи. Увидав подругу, полушёпотом стала оправдываться:

– Ты уж меня извини, Клавдия, вишь, радость-то какая. Ночью слышу – кто-то шабаркается под окном, выглянула – охти мнешеньки! Дочка с внучкой стоят! Приехали погостить. Семья вместе, так и душа на месте. Вот, стряпаю, а они спят, устали с дороги. Может, не пойдёшь сей раз? Опозжа вместе сбегаем, а сегодня посидим, погостимся.

Клавдия Степановна давно не видела Марию такой счастливой, она аж помолодела. Высокая, стройная, она не потеряла былой красоты, разве что глаза чуть потускнели, волосы побелели да морщинки проявились. Они в один день получили похоронки, с тех пор вдовствуют.

– Да нет уж, Марьюшка, сбегаю. Далеко ли здесь?

– Ну, давай побегай, на обратном пути заходи. Осторожнее будь. Вона, нынче в магазине объявление висит, опять потюремщики побежали, будь они неладны.

Клаша хихикнула:

– Да кому я, старая, нужна-то? Да и взеть с меня нечего.

Пока шла до речки, собирала на лугу чистотел, хвощ полевой, ромашку. У реки встретила двух солдатиков, один высокий, здоровый, белобрысый, второй небольшого росточка, смугленький, с узкими глазками.

– Ты, мать, куда направилась? – спросил светленький.

– В лес иду, милок, корешков покопаю да, может, чаги найду.

– Слышала, что зэки бегают по лесам? Не боишься?

– А чего мне бояться? И вы рядом. Вон какие славные защитники, – она улыбнулась.

Перейдя речку по кочанному мосту, Клавдия Степановна вошла в густой сосновый бор. Высокие, толстые стволы деревьев с чайной окраской стояли настолько близко друг к дружке, что, казалось, их кроны переплелись между собой.

Пройдя бор, она вышла на поляну, поросшую зверобоем. Насобирав отдельно в корзинку цвета, нарвала и большой букет, перевязав его тряпицей, чтобы удобней нести.

«Ну вот, можно немного отдохнуть и в обратный путь двигаться», – подумала Клавдия Степановна. Приметила тенистое место, туда и присела между двух деревьев. Достала бутылку молока и несколько шанежек. Вдруг между деревьев что-то промелькнуло. Она увидела приближающегося человека и узнала в нём одного из солдатиков, смугленького.

Он подошёл и спросил:

– Ну что, мать, насобирала травы?

– Насобирала, милок. Вот, присела поись, присаживайся, угощайся. На Марию брала шанег, а она не пошла. Дочь с внучкой приехали… Счастливая вся.

Солдатик присел около расстеленного на земле цветастого платка, на котором лежали картофельные шаньги:

– А мне нравятся ваши северные рыбники, шаньги и колобашки.

– Вот и угощайся. А где напарничек твой?

– Поохотиться решил. Уток видел, пошёл проверить, может, стрельнет кого, пожарим к вечеру.

Солдатик снял с пояса фляжку, вылил из неё остатки воды и, показывая на бутылку с молоком, спросил:

– Можно налить?

– Наливай, солдатик, наливай. Тебя как кличут-то?

– Марат, мать, «желанный» значит.

– Ишь ты, «желанный». Желанный гость али сын? А меня Клавдия кличут, можно просто – тётя Клаша. А означает моё имя – хромая, хроменькая. Батюшка нарёк, когда крестил. Не любила я своё имя, а вот ведь всю жизнь с ним прожила. Никола мой ласково называл – Клавдийкой.

Марат налил в фляжку молока.

– Желанный, матушка, и сын, и гость, – и, запивая шаньгу молоком, не спеша ел.

– А где дедок твой?

Клавдия Степановна помолчала и сказала:

– Пропал, на войне пропал.

Солдатик поел, после чего прилёг, опёршись спиной на кочку, и, заложив руки за голову, прикрыл глаза. Клавдия Степановна стряхнула с платка крошки, завернула в него бутылку из-под молока и положила в корзину, присыпав цветом.

– Ну ладно, солдатик, ты давай лежи, отдыхай, а я потихоньку поковыляю домой.

Она стала подниматься. Солдат живо вскочил и, глядя, как неловко копошится, пытаясь подняться, бабка, сказал:

– Не спеши, давай полежим вместе.

Клавдию Степановну будто по голове стукнули. Она села и с испугом посмотрела на солдата.

– Ты, парень, случайно не ошалел, со старухой-то лежать? – в голосе её слышалось недоумение. – Неужто девок молодых нет? Мне уж за семьдесят годков, помирать пора, а он полежать хочет.

Она пыталась говорить уверенно, но голос немного дрожал.

Солдат поднял с земли автомат и направил на бабулю.

– Побойся Бога, антихрист, не бери греха на душу. Всю жизнь ведь маяться будешь, жалеть, если изгвоздаешь, испоганишь солдатскую вдову.

– Ладно причитать, – он сделал два шага в её сторону, наклонился над ней и, держа в одной руке автомат, другой схватившись за подол юбки, сдёрнул её.

Баба Клаша вскрикнула и машинально прикрыла низ живота ладонями рук. Она сидела в нательной сорочке и кофточке и с ужасом смотрела на насильника.

– Ещё рявкнешь, пришибу, – прохрипел солдат и тряхнул прикладом автомата над головой старухи. Бросил оружие в сторону и навалился на бабку.

Ёрзал на ней, пытаясь расстегнуть галифе, потом плюнул себе в кулак и сунул его между ног. Он делал резкие торопливые движения, лёжа на бабе Клаве, и пыхтел…

Кончив, встал, подтянул кальсоны и, спрятав свою «шкурку», застегнул галифе и гимнастёрку. Руки его дрожали, он спешил, понимал, что совершил большой грех, преступление, и надо бежать, скорее бежать от этого места.

Схватил автомат с земли и побежал в сторону реки. Бабка, распластавшись, лежала на траве, остекленевшие глаза смотрели на солнце, тело вздрагивало. Когда Клавдия Степановна пришла в себя, солнце перевалило за полдень. Неслушающимися руками натянула юбку, застегнула кофту, встала и, пошатываясь, пошла в деревню.

Мария нет-нет да и посматривала в окно в надежде увидеть Клавдию, но она не появлялась. «Наверное, просмотрела, – думала она. – Почему тогда не зашла?» Она забеспокоилась. Сунула ноги в чёботы и пошла к Клавдии Степановне.

Подругу она застала на улице у бани. Она стояла в большом ушате и поливала себя водой. Увидев Марию, она схватила рядом лежавшую простынь, укрылась ею и,