Письмо из аппаратной - Андрей Андреевич Калашников

Нарядным, которого менял Пронин, оказался все тот же рыжий парень. Филипп уже видел его в вечер перед пуском ракеты. Они поменялись довольно буднично, как-то по-свойски, будто были знакомы много лет.

Пронин сел за стол и стал монотонно заносить в журнал приходящих и уходящих. Пальцы ровно выводили буквы на бежевой бумаге, и он поддался желанию перевернуть страницу и поискать ее почерк.

В эту секунду он услышал приглушенные голоса, доносящиеся из приоткрытой двери актового зала. Голоса звучали неразборчиво, но сердце вдруг забилось сильнее. Вдруг дверь распахнулась, и оттуда вышла она.

Она увидела его еще издалека, он не прятал взгляда. Она невольно замедлила шаг, остановилась в нерешительности и, наконец, произнесла:

– Здравствуй.

Он встал из-за стола.

– Здравствуй. Рад видеть, – сказал Филипп и почувствовал: слишком просто для такого момента.

Наступили несколько секунд тишины, показавшиеся бесконечными. Они молча стояли, изучая друг друга, как будто отрезанные от внешнего мира, пытаясь понять, что делать дальше. В этом молчании было все: и прошлое, и то, что осталось недосказанным, и то, о чем они не смели пока подумать вслух.

Наконец со стороны зала послышались разговоры и смех солдат, завершающих репетицию. Лиза чуть вздрогнула, словно вспомнила, где находится. Она бросила еще один взгляд на Филиппа, прежде чем двинуться в сторону лестничного марша. Филиппу показалось, что ее глаза на миг вспыхнули каким-то особенным блеском, но едва заметно, как луч света, скользнувший из-за туч.

Филипп продолжал монотонно исполнять обязанности дежурного, наблюдая за часовой стрелкой. Семь часов. Восемь. Восемь тридцать. Смеркалось. Клуб пустел.

Наконец он набрался смелости и поднялся наверх.

Постучав в дверь комнаты, он услышал ее голос:

– Да-да, войдите!

Филипп тихонько приоткрыл дверь.

– Это я… – он не выпускал из рук ручку двери. – Я подумал… Может быть, тебе приготовить чай? – От ее ответа зависело все.

Вдруг она медленно набрала полную грудь воздуха и робко сказала:

– Да, – и немного погодя, как будто сомневаясь, добавила: – Ты принесешь?

– Принесу, – Филипп сделал шаг внутрь комнаты. Его тянуло внутрь, он хотел остаться еще хоть ненадолго, но теперь уже надо было уходить делать чай.

Неожиданно она, ведомая не разумом, а инстинктом, спросила, как будто боялась, что он уйдет и больше не вернется:

– А ты поможешь мне потом… – она сделала паузу, – с книгами?

– Конечно, – улыбнулся Филипп.

И неожиданно она просияла в ответ. Хрупко, благодарно, так по-женски. Его улыбка словно разрушила невидимую стену между ними.

Когда за Филиппом закрылась дверь, Лиза еще долго смотрела на нее, не отводя взгляда. Боялась, что если отвлечется – все исчезнет. Снова. То, что только начинало просыпаться в ней. То, чему еще не было названия.

Она медленно опустилась на край стула, выпрямила спину, положила руки на колени и замерла. Все было тихо. На столе лежали бумаги, которые она раскладывала весь день. «Я же собиралась ничего не говорить, не звать. Просто сидеть, заниматься бумагами, быть взрослой, сдержанной… – и тут же мысленно усмехнулась: – Вот врунья! Я же тысячу раз прокручивала, что сказать, как подойти. И это… можешь ли помочь с книгами? – боже, как глупо!»

Она провела ладонью по волосам, будто это могло помочь собраться. Сердце все еще билось сильно – негромко, но упорно. «Как он изменился… – подумала она. – Весь стал… другой. Строже. Сдержаннее. Но в этом что-то есть. Совсем не такой, каким пришел сюда в декабре. Он теперь будто не мальчик. И не солдат даже. А человек, который чего-то понял. Тот, кто знает, каково это – быть на грани». И ей стало немного страшно от того, насколько много она сейчас чувствует.

Лиза посмотрела на книги. Было абсолютно неважно, разложит он их по порядку или нет. Важным казалось сейчас только одно – чтобы он вернулся.

Филипп вернулся с чайником и двумя стаканами в подстаканниках. Вода в чайнике еще слабо кипела, и тонкий пар стелился вдоль его руки. Он вошел негромко, стараясь не нарушить покой, который воцарился наверху, словно клуб после закрытия затаил дыхание.

Она подняла голову и украдкой наблюдала за ним. Он поставил чай на подоконник, налил в стаканы. Запах черного чая и металла наполнил комнату.

– Я запомнил, что ты пьешь без сахара, – произнес он негромко.

– Да, – ответила Лиза, и после короткой паузы добавила: – Спасибо, что принес.

Они сидели у окна. Разговаривали о простом: кто приходил в клуб, как прошла репетиция, как растаял снег на заднем дворе. Но за этими будничными словами текло что-то другое – несущее их навстречу друг другу. Им не хотелось в этот вечер затрагивать сложные темы, и они, не сговариваясь, говорили о службе, погоде, весне. Каждый знал: этот вечер останется. Неважно, что случится потом, даже если все станет невозможным – это был их вечер, и они были рядом.

Промежутки между словами становились длиннее. Казалось, все, сказанное ими, важно, но не главнее того, что остается несказанным.

Когда они замолчали, чай уже почти остыл. Старый советский подоконник был большим, они сидели на нем друг напротив друга. Лиза смотрела в окно, а Филипп – на ее профиль. В этот момент он вдруг понял, какая она все-таки красивая. Она чувствовала, что он любуется ей, и ощущала себя живой.

– Мы совсем забыли о книгах, – спохватилась она и по-детски рассмеялась.

– Точно, – Филипп спрыгнул с подоконника, улыбаясь ей в ответ.

– Давай разложим их вместе, – предложила Лиза. – Нам ведь ничего не мешает раскладывать их и говорить? – она нерешительно посмотрела на него.

– Конечно, – нежно сказал Филипп и направился к столу.

Они перебирали книги, перебивая друг друга, вспоминая разные истории из жизни. Им было вместе хорошо и спокойно. Когда на столе осталось всего несколько книг, насчет которых они спорили и не могли решить, в какую стопку их отнести, Лиза вдруг остановилась рядом с ним и сказала:

– Мне давно уже не было так… легко.

Они вдруг поняли, что стоят слишком близко друг к другу. Филипп слышал ее дыхание у себя за плечом, ощущал ее запах – такой близкий, такой манящий. Казалось, еще секунда – и произойдет нечто непоправимое, после чего мир уже не будет прежним.

Она сделала еще небольшой шаг вперед и положила одну руку на стол, а другую протянула поверх его рук, чтобы поправить какой-то листок на столе, лежавший неровно. Когда она сделала это и повела руку назад, ее ладонь едва заметно скользнула и на мгновенье задержалась на его запястье, и Филиппа словно ударило током. Она хотела задержать