Письмо из аппаратной - Андрей Андреевич Калашников

– Нет-нет, это я так… Ничего, – сквозь слезы она вдруг рассмеялась, и это было так мило, что сердце Филиппа забилось быстрее. – Прости, я должна идти, Филипп. Сегодня я не смогу остаться…

– Я понимаю…

Филипп проводил ее до дверей и помог ей надеть ее легкое весеннее пальто: стоял июнь, но по вечерам все еще было холодно. Лиза повернулась к нему на прощанье, он обнял ее за талию и вскользь повел рукой по ее спине, пробуя на ощупь приятный мягкий ворс. Они еще раз нежно и долго поцеловались в дверях фойе.

Напоследок она в последний раз обернулась и одарила его полным ласки взглядом.

– Я тоже очень люблю тебя, Филипп…

С этими словами она распахнула дверь и вышла. И он растаял от внезапно нахлынувшей теплой волны внутри, которая захлестнула его всего, целиком, еще ощущая привкус ее горячих нежных губ. И еще долго он стоял так один, в пустом фойе, не в силах двинуться с места, желая лишь продлить этот миг и беспрестанно вспоминая ее в своих объятьях, запах ее волос, мягкий приятный ворс ее весеннего пальто.

* * *

Отгремел очередной праздник, прошел торжественный концерт, и впереди были стрельбы – последние для Филиппа за время службы. В последний раз он чистил и проверял автомат перед походом на стрельбище. И даже как-то грустно стало – знать, что стреляешь из него в последний раз.

Стоя в шеренге и ощущая тяжесть автомата за плечом, Пронин пребывал в своих мыслях. Бойцы шутили. Все были в прекрасном расположении духа, ощущая близость окончания этого этапа своей жизни – непростого, но по-своему интересного и, безусловно, оставляющего в памяти воспоминания навсегда.

Это было даже не стрельбище, а просто широкая поляна среди леса, на дальнем углу которой закрепили мишени. Солдат построили в несколько шеренг напротив каждого места для изготовки к стрельбе. Перед Прониным было еще человек шесть или семь. Чутов стоял далеко от него, в другой шеренге. Пронин слышал доносящийся оттуда смех и беспрерывно выкрикиваемые офицерами замечания. Но все было по-доброму.

Заканчивается служба. Скоро он окажется дома и будет снова принадлежать сам себе. Увидит знакомые улочки родного города. Вновь встретит университетских друзей. Он вдруг подумал об А. Н., но это не смутило его. Интересно, как она там? Как живет, обрела ли свое счастье?

На фоне раздающихся одиночных выстрелов почему-то особенно хорошо думалось. В перерывах между сменами Пронин прислушивался к почти звенящей тишине. Одни бойцы, отстреляв свои магазины, уходили куда-то вправо. Другие ложились на их место, и шеренги двигались на шаг вперед. Все проходило штатно и без особенных хлопот. Все были опытные, всем скоро предстояло отправиться домой.

Приближалась очередь Пронина. Когда перед ним осталось два человека, он уже слышал знакомый инструктаж, который знал наизусть. Внезапно голос показался ему знакомым. Он поднял глаза. Да, он не ошибся: красивый молодой офицер в фуражке и выглаженной форме по-военному четко зачитывал инструктаж. Это был Ласточкин.

– Начинаем стрелять по моей команде, – он медленно прохаживался вперед и назад, сложив руки за спиной. – Стреляем строго одиночными выстрелами.

Пронин поразился его армейской выправке. Форма сидела на нем, будто он был на параде, а не на полевых стрельбах. Спина была такой прямой, словно к ней привязали невидимую деревянную доску. Плечи выглядели отлитыми не из мышц и плоти, а из мрамора.

– Боец, – ровно сказал капитан, обращаясь к рядовому, заряжающему автомат, – ты меня хорошо слышал?

Было довольно шумно, но голос Ласточкина как нож резал воздух. Его слышали абсолютно все.

– Так точно, товарищ капитан, – обернулся испуганный солдат.

Пронина стало слегка лихорадить, почти бросило в пот. «Вот он, мой враг, стоит здесь, прямо передо мной. А все ж он тогда не стал меня хоронить после случая со Скворцовым. Но он не знал про нас с Лизой. Никто не знал, потому что не было ничего. Хотя похоронить все равно мог бы. И мог бы это сделать, не поведя бровью. Чего ему стоило? – мысли текли плавным ручьем где-то в голове. – Выходит, все-таки он человек. Военная выправка. Кадровый офицер. Может быть, он и не хотел увозить Лизу в эту глушь, губить ее? Может быть, оно само так все вышло? Да и она поехала с ним. Значит… любила».

Пронин смотрел на Ласточкина и невольно почему-то восхищался им. Не его молодостью и красотой, не прямотой его голоса, не красивой, хорошо сидевшей на его твердом теле формой. Его преданностью долгу. Его бескорыстной любовью к Родине.

– Следующий! Приготовиться… – Ласточкин, едва заметно, на мгновение запнулся и замер, узнав Пронина, но моментально оправился, взял под контроль свои чувства и окончил фразу: – … к стрельбе!

Никто ничего не заметил. Но Пронину показалось, что скулы капитана стали в момент как-то жестче, стальной рот сомкнулся крепко. Он медлил с инструктажем. Наконец он повернулся и сухо произнес, казалось, в сотый раз заученные слова. Пронин не слушал его. Он думал, заряжал автомат. Он планировал.

Вдруг Пронин почувствовал, как кто-то резко коснулся его руки чем-то грубым, тяжелым. Его чуть развернуло на бок, автомат выпал из рук на скомканную плащ-палатку, постеленную на пыльный грунт. Он еще не успел сообразить, что именно произошло. Только успел уловить взглядом фрагмент лица капитана, искаженного не то гневом, не то болью. Но тут же тяжелый тупой удар последовал берцем в грудь, сперло дыхание.

– Я рассказываю это для вас… рядовой, – капитан отер рукавом капельку слюны с нижней губы, видимо, вырвавшуюся из его рта в момент неконтролируемой вспышки, и отвернулся, продолжив командовать.

Глаза Пронина наполнились влагой. Необычная физическая реакция на боль и выброс адреналина.

– Гхм… – протянул он сам себе сквозь зубы и с трудом повернулся на живот, подбирая автомат.

«Значит, не простил, – подумал Пронин. – Да и можно понять: как простить? Эх… Нельзя этого так оставлять. Не выдержит он, пожалуй. Отомстит мне по-настоящему. Может, не со зла, а в силу привычки доводить до конца. Если только не…» И в ту же секунду он окончательно утвердился в своем решении. Он почувствовал: так и надо сделать, это единственный шанс. Не задумываясь больше, большим пальцем перевел автомат в режим автоматической стрельбы и крепко зажал курок.

– Огонь! – в тот же миг на выдохе скомандовал капитан.

Окончание команды уже тонуло под звуками выстрелов. Пронин твердыми руками сжимал грозное стальное оружие. Он держал