Лицом вниз. Антология греческой прозы XIX века - Александрос Пападиамандис

Старуха поднялась еще выше по склону, не представляя, куда она направляется. И сбоку от дороги, в нескольких шагах, Хадула увидела загон, который тут же узнала: это был загон Янниса Лирингоса. Пес, почуяв издалека ее присутствие, начал лаять.

Получается, что она, сама того не осознавая, пришла к хижине, где провела прошлую ночь! Старуха только сейчас это поняла. До сего времени она была ведома лишь инстинктом. И тут ей пришла в голову одна ясная мысль: «Где еще я буду в полной безопасности, ежели не тут? Сыщики ни за что не поверят, что я воротилась в то место, откуда они меня вчера погнали. Яннис спит в загоне. В хижине только роженица да ее мать. Вчерашней ночью в спешке и крайнем волнении я забыла свою корзинку. Может, вернее всего будет вернуться туда, постучать в дверь и снова предложить какую-нибудь услугу, какое-нибудь снадобье? А потом, когда рассветет, забрать корзинку да спрятаться внизу, у Злого потока, как и сказал Кабанахмакис?»

Теща Лирингоса, вестимо, уже всякого про нее наслышалась от жандармов или от кого другого — ну и что? Она не была столь дурной, да и столь отважной, чтобы сдать Янну. В любом случае главным предлогом Хадулы была корзинка, которую она у них позабыла.

Франгоянну уже вся продрогла на горном ветру и хотела куда-нибудь приткнуться на время. Старуха отбросила сомнения. Она прошла по гребню, соединяющему два склона: на южном находился загон Лирингоса, на северном — его жилище. Так она добралась до хижины.

Хадула постучала в дверь. Теща пастуха тут же проснулась и открыла ей, даже не спрашивая, кто там: возможно, она была в полудреме и действовала машинально, или же считала, что это вернулся зять. Франгоянну поспешила войти внутрь.

— Я тут вчера второпях забыла свою кошницу, — сказала она. — Не видала ее? Где она? Куда ты ее поставила?

Крестьянка уставилась на Хадулу. Казалось, что она только сейчас окончательно проснулась и узнала ее.

— Как ты здесь очутилась? — спросила она.

— Ох, не спрашивай, — вздохнула Франгоянну. — Я осталась на ночь в другой хижине, но никак не могла заснуть. И как только вспомнила, что забыла у вас свою кошницу, тут же пришла. Как вы? Как твоя дочь?

— Как, как? Все так же… Скажи-ка, — спросила теща пастуха, немного поколебавшись, — почему тебя искали те сыщики?

— Мирская зависть, — с готовностью ответила Франгоянну. — Одна девочка утонула в колодце…

— И?

— И не знаю, какой враг сказал, что это моя вина… Но ради всего святого! Неужто кто-то в такое поверит? Как будто девчонка сама не могла упасть туда да утонуть! Мне надо было прикладывать руку?

— Батюшки-светы! — воскликнула теща Лирингоса.

Франгоянну вновь устроилась рядом с очагом, где и нашла свою корзину. Она разожгла огонь и, налив в ковшик воды, стала делать отвар из трав, которые хранила в своем подоле.

Роженица спала, из заменявшего люльку корыта доносилось дыхание младенца: девочка сопела под пологом, висящим на обруче от бочки. Время от времени она начинала плакать. «Сп, сп, сп», — повторяла ее бабка, наблюдавшая одним глазом, при слабом свете светильника и коротких вспышках огня из очага, за Франгоянну. Поначалу бабка бодрилась, но в конце концов не выдержала и после третьего петуха поддалась предательскому сну, возможно из-за того, что уж очень внимательно следила за подозрительной женщиной.

Девочка все еще плакала. Бабка больше не просыпалась, чтобы успокоить ее монотонным «сп, сп, сп».

«Все девки, о горе!» — жалоба Янниса Лирингоса эхом отдавалась в ушах Хадулы.

Роженица не просыпалась. Старуха Хадула немного подалась вперед и, стоя на коленях, потянулась к люльке. Она отодвинула белую занавеску от изголовья и протянула руку, чтобы погладить плачущую малютку. Старуха закрыла ее ротик рукой, чтобы та не кричала, и обернулась на роженицу и ее мать, свернувшуюся на подстилке.

Голос девочки захлебнулся. Но старухе понадобилось еще одно движение: другой рукой она крепко сжала ей горло… Затем собрала занавеску, чтобы вновь повесить ее на обруч, но ударилась рукой о доску и наделала шуму. Бабка, что спала чутким сном, тут же проснулась. Вздрогнув, она вскочила и увидела, как Франгоянну убирает руку и на коленях отползает обратно.

— Ты что там делаешь? — испугавшись, закричала бабка.

Ее дочь подскочила:

— Что случилось, маменька?

Франгоянну поднялась и взяла свою корзину.

— Ничего. Я просто хотела успокоить малютку, чтобы она не плакала, — ответила старуха.

Бабка наклонилась над люлькой.

— Пошла я, а то уже рассвело, — сказала Франгоянну. — Дай своей дочери отвар, который я приготовила!

И она вышла. Хадула пошла быстрым шагом, чтобы как можно скорее удалиться. Она выбрала верхний путь через лес, потому что не хотела проходить по противоположному склону, где находился загон.

Стояло теплое майское утро. Голубовато-розовый отблеск неба окрашивал траву и кусты в медовый цвет. В лесу раздавались печальные трели соловьев, и множество маленьких птичек заходилось в неугомонном пении, как будто давая невероятный концерт.

Отдалившись на значительное от хижины расстояние, Франгоянну услышала позади себя хриплые крики. Кричала старуха, мать роженицы. Она, сама не своя, рвала на себе волосы и, выбежав из хижины, начала вопить:

— Схватите ее! Схватите ее! Она убила нашу девочку!

Франгоянну рванула вперед. Она надеялась как можно быстрее схорониться в лесу, где ее следы тут же затеряются, если кто за ней погонится.

Но совершенно неожиданно она столкнулась с Яннисом Лирингосом, возвращающимся домой. Он проснулся в свое привычное время и направлялся к хижине, возможно, чтобы позвать тещу на помощь, как накануне. Яннис увидел, как та размахивает руками и что-то кричит, но издалека не мог разобрать ее слов; поняв, куда показывает женщина, он заметил бегущую к лесу Франгоянну, и бросился к ней, громко крича:

— Что такое? Что случилось?

Хадула остановилась и крикнула ему в ответ:

— Я тороплюсь! Иду…

Яннис Лирингос приблизился к ней на пару шагов. Тогда она решительно двинулась ему навстречу. Франгоянну призвала на помощь всю свою находчивость. Она начала сочинять на ходу:

— Яннис! У твоей жены схватки! Она совсем плоха.

— Схватки?! — воскликнул в крайнем недоумении мужчина. — Да как такое может быть?

— У нее в животе еще один ребеночек! — смело заявила Франгоянну.

— Еще один ребенок?!

— Да-да, именно так. Беги в деревню, зови повитуху! И врачу скажи, чтобы пришел!

Лирингос замер. Чуть поодаль, на маленьком плоскогорье перед домом, его теща все еще кричала хриплым голосом, но ее слова уносил с собой ветер, и Яннис не слышал, что она там