Лицом вниз. Антология греческой прозы XIX века - Александрос Пападиамандис

предлагали, всегда соглашался) и унтер-офицером (который никому не отказывал) «в срочном порядке» отослал назад мировой судья, чтобы те отправились в сельское жилище Янниса Лирингоса и попросили его предстать перед властями — если понадобится, силой; ведь, судя по слухам, двое жандармов, мнивших себя самыми умными, заподозрили, что Лирингос поспособствовал побегу женщины по имени Хадула, вдовы Иоанна Франга, христианки и домохозяйки, которая, как они утверждают, забралась на отвесную каменную гору.

Поэтому еще до рассвета, после двух или трех часов сна на первом этаже ратуши, кишащем тараканами, сороконожками и ящерицами и использовавшемся в качестве казармы (которая наводила ужас на всех местных хулиганов, уличных мальчишек и должников), двое жандармов, как и были в форме, поднялись по свистку унтер-офицера и, взяв тулупы, отправились в горы.

Их послали за Лирингосом («а также за любым другим пастухом, которого они сами будут допрашивать и который будет путаться, отвечая на вопросы», не преминул добавить мировой судья), но прежде всего они должны были напасть на след Франгоянну и обнаружить ее укрытие. Поэтому их снабдили полномочиями искать во всех пастушьих хижинах и скотниках и допрашивать всех горных пастухов. За этим они и захватили с собой тулупы на случай холода.

Открыв дверь хижины, жандарм разглядел в темноте тень и в тот же миг услышал звук открывающегося окна, увидел, как в комнату пробились лучи света, которые тут же загородила некая черная фигура: сгорбленная, сутулая, бесформенная; затем он услышал слабый звук удара о землю. Окно осталось открытым, и там, где встретились два луча: один из окна, другой — из распахнутой двери, — он отчетливо разглядел роженицу, лежащую на кровати.

— Что здесь происходит? — удивленно воскликнул мужчина.

Роженица проснулась и произнесла слабым голосом:

— Маменька, это ты? Воротилась?

Глава 15

Взбежав на горную лощину, Франгоянну остановилась перевести дух и, обернувшись, взглянула на дорогу, по которой только что поднялась: не видно ли тени, не слышно ли шагов жандарма. Вокруг была тишина. Но Хадула все равно ощущала опасность.

Старуха в задумчивости остановилась, проводя в уме что-то наподобие математического расчета. Она рассчитала, сколько приблизительно времени понадобится двоим сыщикам, чтобы оправиться от изумления (второго она не видела, но предполагала, что он тоже там был), осознать, что произошло, собрать информацию (роженицу напугают почем зря, но она ничего не знает и не сможет рассказать; тогда они, возможно, побегут к загону, где находятся Лирингос и его теща, и так еще больше задержатся), побросать тулупы и погнаться за ней вслед.

Но интересно, знали ли они о той тропинке, по которой она побежала? И вообще, разве она бежала все это время по одной и той же дороге? Сначала она повернула направо, так как хотела спуститься вниз, затем налево, чтобы подняться наверх, хотя бежать в гору было изнурительно, ведь когда она бежала очень быстро, то начинала задыхаться. Но раз она начала задыхаться, то, наверное, и жандармов, несмотря на их молодость, могла одолеть та же напасть… Хадула по случайному совпадению знала, что один из двоих юношей страдал астмой. Совсем недавно он обратился к ее зятю, чтобы тот попросил старуху состряпать какое-нибудь снадобье от этой болезни.

Однако несмотря на такую услугу, Франгоянну не ждала, что жандарм проявит милосердие. Человек выполняет свой долг. Если она попадет в руки жандармов, то они точно не будут с ней любезничать, пусть даже в прошлом они и величали ее «назывной матерью». После тех испытаний, что она претерпела из-за Муроса, старуха поняла: стражи порядка приходят в бешенство, если подозреваемый начинает сопротивляться и хамить, а еще больше, если он обращается в бегство, вынуждая их гоняться за ним по пятам. Тогда они, конечно, по праву становятся безжалостными, будто лютые звери. Поэтому Франгоянну, убегая и тем самым заставляя их бежать следом, не ждала никакой пощады.

Старуха пребывала в раздумьях, как вдруг за спиной услышала чьи-то шаги. Она обернулась и увидела мужчину, пастуха. Франгоянну узнала его. Это был Кабанахмакис. Он шел, прихрамывая, вместе со своей собакой, и та, завидев старуху, начала рычать, но хозяин тут же осадил ее.

Увидев Франгоянну, пастух остановился. Он шел из хижины к загону. Высокий, смуглый, Кабанахмакис был худым, но широкогрудым; его волосы и борода имели оттенок опаленной соломы. Держа в руках изогнутый посох высотой в свой рост, он остановился прямо перед старухой. Казалось, что мужчина был очень опечален и встревожен.

— А-а! Вот так удача! — воскликнул он сквозь зубы своим неразборчивым и грубым голосом. — Токмо я увидал тебя, враз признал, баба Янну! Господь послал тебя!

— О чем ты, сынок? — лукавым тоном спросила Хадула.

— Как хорошо, что я повстречал тебя! Вона, говорю, та хорошая баба с деревни, что разумеет в разных травах и далече прогоняет всякую беду! Токмо увидал тебя, разом признал! Но ты, чай, ничего не знаешь, баба Янну?

— Что стряслось, сынок?

— Большая, прости Господи, беда со мной приключилась, баба Янну! Ужасная, страшная напасть! Моя женка, баба Янну, вышла ночью из дому по нужде и воротилася сама не своя, упаси тебя Боже… Токмо вышла и разом воротилась, побитая, язык на плече, не в себе… Что-то с ней приключилось, упаси Боже… Язык наружу, слова вымолвить не может, горячка, озноб и судороги. Лежит на койке полуживая!

— Да что ты говоришь! Ужас-то какой! И когда это случилось?

— Вечером третьего дня, нет, ночью, за полночь, баба Янну! Не приведи Господь, прости меня Боже… Токмо вышла из дому и воротилась вся побитая, обезумевшая… Будь добра, дойди до нашего дому, раз уж я повстречал тебя, баба Янну! Погляди на нее, как она плоха… Ты, знамо, ей поможешь. Ты своими травами погонишь все напасти, одну за другой!

— И как же она так ухитрилась? — спросила Франгоянну.

— Да кто ж ее знает, баба Янну! Только Господь знает.

Хадула, немного поразмыслив, произнесла:

— Ладно, я к ней загляну.

— Дай Бог тебе здоровья и долгих лет жизни, баба Янну! — сказал Кабанахмакис. — Не иначе Господь послал тебя.

Как только Кабанахмакис ушел, Франгоянну подумала, что по крайней мере на следующую ночь у нее есть ночлег; днем же ей лучше всего схорониться в какой-нибудь чаще или пещере, где жандармы не смогут найти ее.

Старуха пошла по дороге, ведущей вниз, и спустилась к реке Тихой. Остановившись испить воды из родника, она повстречала одного старца, отца Иоасафа, который ухаживал за садом в Благовещенском монастыре, что скромно простирался в верховье реки.

Франгоянну присела близ прохладного родника, подперев голову