Тише - Кейт Максвелл

и выглядела совершенно неуместно – словно изрядно располневшая Джеки Онассис, заблудившаяся в английской глуши. Однако глаза ее сияли, как никогда прежде. Не только из-за Ребеккиной свадьбы; но и потому, что Джесс все-таки прилетела, хотя никто на это особо не надеялся.

Джесс заключила меня в объятия, ощупав чуть ли не с ног до головы.

– Поверить не могу, что ты уже так выросла, малышка! – В типично английских словах явно слышался американский акцент.

Затем Джесс, опустив голову, подошла к маме, и та ее обняла. Казалось, отношения налаживаются.

– Мам, у тебя совсем изможденный вид, – сказала я.

Пожав плечами, она сослалась на горячий сезон на ферме, мол, дел сейчас по горло – коровы и овцы как раз дают приплод. Ее волосы были небрежно забраны в низкий пучок; вдоль пробора белела полоска отросших на дюйм седых корней. Землистого цвета кожа туго обтягивала скулы.

– Не понимаю, почему вы с папой не наймете помощников. У тебя точно все в порядке со здоровьем?

– Ну конечно! – заверила она. – Просто мы с тобой уже три года не виделись. И теперь я кажусь тебе пожилой.

– Жаль, что ты никак не установишь скайп, – вздохнула я. – Потрясающая штука! Как будто находишься с собеседником в одной комнате!

– Ты же знаешь, Стиви, наш интернет для этого слабоват, – как и мои компьютерные навыки. И потом, мне не очень-то хочется светить лицом на весь мир. Телефон все-таки привычнее.

Мы въехали во двор; перепуганные куры с недовольным кудахтаньем бросились врассыпную.

– Вот мы и дома, – объявила мама, заглушив мотор. – Небось скажешь, что и дом уже не тот?

Я оглядела ржавую технику и мешки с кормом, сложенные друг на друга, как подушки.

– Нет, он ничуточки не изменился. Папа еще не пришел?

– Доит коров. Я завернула ему утром пару бутербродов. Пообедаешь?

– С удовольствием!

Я села за стол и перевела взгляд на посудный шкаф из массива сосны. Там стояла прислоненная к банке с макаронами фотография, которую я присылала родителям: мы с Джесс «касаемся» указательными пальцами верхушки «Эмпайр-стейт-билдинг». Шутливая оптическая иллюзия. У меня мелькнуло подозрение, что мама только утром вынула ее из ящика, поскольку все остальные фотографии в доме были детскими снимками Джесс и Ребекки. Будто сразу после моего рождения фотоаппарат вдруг вышел из строя.

На обед были бутерброды с сыром и купленный в супермаркете традиционный «пастуший пирог» со свининой.

– Ну, расскажи, как прошла церемония имянаречения Беатрис?

– Прекрасно, – ответила я, жуя пирог. – Куча старых знакомых. Уйма новых младенцев. А Беатрис…

– Что Беатрис?

– Просто чудо! Жаль, что я не могу видеться с ней постоянно.

– Возможно, когда-нибудь так и будет.

– Вряд ли Мира и Пит переедут в Нью-Йорк в обозримом будущем.

– А что, если ты вернешься сюда? Мне бы очень этого хотелось.

– Поживем – увидим.

Мы ненадолго замолчали, сосредоточившись на еде.

– Мам, а ты можешь представить меня с ребенком? – спросила я, проглотив последний кусок.

– С твоим собственным? Стиви, я и не думала, что ты…

– Что я этого хочу?

– Просто тебе никогда не везло с мужчинами – или им с тобой. Ты словно избегала отношений.

Мы вновь замолчали.

– Ты права, – сказала я наконец. – Но я могла бы родить ребенка для себя.

Мама испуганно покосилась на дверь, как будто опасаясь, что сейчас на пороге возникнет отец.

– Ты действительно этого хочешь? – спросила она.

– Не знаю, но, увидев вчера Беатрис…

Милое крошечное создание с пухлыми ручками что-то сделало со мной, что-то во мне пробудило.

– Сейчас столько разводов, – продолжила я, – что матери-одиночки давно стали привычным явлением.

Она отложила недоеденный сэндвич и посмотрела в окно на видневшийся в отдалении холм, покрытый сочной зеленой травой с белыми вкраплениями овец.

– Тогда, боюсь, тебе придется нелегко, – вздохнула она.

Двадцать два

В первую и третью пятницу каждого летнего месяца Нейтан, Дженна и я уходили с работы в полдень, спускались на Пенсильванский вокзал, продираясь сквозь толпы людей, и садились на поезд. А потом несколько часов ехали в тряском вагоне до конечной станции – туда, где на горизонте виднелся океан. Дженна была подругой Нейтана по университету. Мы втроем арендовали скромный, но жутко дорогой пляжный домик на восточной оконечности Лонг-Айленда.

Не позже пяти мы уже стояли босиком на песке с пивом в руках.

– За Лекса! – провозглашала я тост.

Он давал сотрудникам такую возможность, поскольку и сам владел домом на побережье.

С каждым выпитым бокалом белого вина Дженна становилась все более громкой. По ее собственному признанию, она страдала от социализированной формы СДВГ: хождение по барам и ресторанам было для нее чем-то вроде спорта. Она никогда не посещала одно и то же место дважды, предпочитая новые заведения с еще не обсохшей краской на стенах. Памятуя о ее закидонах, Нейтан был искренне изумлен, когда идея с пляжным домиком все-таки выгорела, и Дженна всякий раз безропотно приезжала с нами, занимая третью спальню.

Очевидно, ее ненасытное стремление к блеску и новизне было способом отвлечься от проблем в той сфере жизни, где ей отчаянно не хватало постоянства. Дженна мечтала о стабильных, «плодотворных» отношениях. Но поскольку такие отношения упорно отказывались материализоваться, она посвящала все свободное время охоте за впечатлениями, хотя сама не раз корила поклонников за чрезмерную тягу к новизне. И, как все ньюйоркцы, прикипала к друзьям.

Мы познакомились в баре, на вечеринке по случаю дня рождения Нейтана, и отлично провели время, выпивая и хохоча над ее рассказами о провальных свиданиях.

– И когда истекает срок аренды? – спросила она пару часов спустя.

– Ты о чем? – удивилась я.

– Ну, на какой срок я могу рассчитывать? Как обстоят дела с визой? Кажется, ее дают на три года, так? С возможностью продления? – Увидев полное недоумение на моем лице, она пояснила: – Прикидываю потенциальный объем инвестиций в дружеские отношения.

– А, теперь понятно, – улыбнулась я. – Да, минимум на три года. С возможностью получить впоследствии грин-карту.

– Грин-карту? Значит, речь о бессрочном контракте.

– Видимо, да.

– В таком случае, – подытожила она, – я в деле!

«Пляжная» Дженна нравилась мне гораздо больше. Ее выразительные карие глаза начинали лучиться неземным блаженством, как только двери поезда раскрывались и мы выныривали из кондиционированного вагона в послеобеденный июньский зной (мажористые студенты, молодые карьеристы, а также их собаки престижных пород сходили за несколько станций до нас).

Я тоже моментально расслаблялась. Хотя и не сразу оценила предложение Нейтана арендовать в складчину пляжный дом. Потому что успела полюбить летний Нью-Йорк – раскаленный, вонючий, пустеющий на выходных, когда