Твой рай - Джехи Лим

свиней и устроили целое шоу с их жаркой, чтобы развлечь гостей. Аппетитный запах повис над площадкой. В качестве подарка для представителей с Оаху Тэхо привез свои фирменные блюда. Все веселились, и ночь, казалось, слишком коротка.

Сангхак без колебаний отчитал Чансока за то, что он не отвечает отказом ни на одно предложение выпить вместе. Он никогда не видел, чтобы друг столько пил.

– Слушай, Чансок, зачем надираться в такой прекрасный день? – вставил свое слово Тэхо.

Несмотря на то что день и правда был хороший, лицо Чансока было угрюмым. Образ Канхи продолжал витать перед его глазами.

Он был сбит с толку, узнав, что женщина на кухне, держащая Джуди, их с Наен дочь, была Канхи. Он не мог поверить, что она так близко и он может разглядеть ее как следует. Он рассматривал ее с трепетом каждый раз, когда она отворачивалась, а затем вспоминал былую обиду. Чансок намеренно не смотрел в сторону кухни, но все его мысли стремились в ту сторону. Ее движения, ее голос – все действовало ему на нервы. Продолжая выслушивать поздравления, он чувствовал усталость. В тот день, когда ему полагалось быть счастливым, оставалось только напиться.

– Я все еще выгляжу в твоих глазах ребенком, притом что вырос в полноценного бизнесмена?

Услышав слова Чансока, Сангхак чуть задержался перед тем, как отпить из бокала. Вызывающий тон друга заставил его почувствовать неловкость, но Сангхак не мог придумать ответ, который звучал бы естественно. На мгновение ему в голову пришла мысль, что он зря приехал. Хотя им с Канхи приглашение было передано через Тэхо, они с благодарностью приняли его, потому что Чансок, похоже, чуть смягчился. Пока Сангхак думал над ответом, кто-то вдруг хлопнул Чансока по спине и заговорил с явным намерением затеять спор:

– Другие затягивают пояса, чтобы отправить все заработанные средства на борьбу за независимость нашей родины. Разве можно в такое время держать живот набитым и спину в тепле? А тебя только это волнует. Мало того: ты и нас поэтому здесь собрал? Чтобы похвастаться?

Все устремили внимание на мужчину, произнесшего эти слова. Это был господин Сон, который еще несколько лет назад жил в лагере. Он был того же возраста, что и Чансок, и оставался разнорабочим, кочуя с фермы на ферму по всему острову. Сангхак встал, чтобы перебить его. В этот момент господин Сон споткнулся и протянул руку, чтобы схватить Чансока за шею. Однако не достал, поскольку был сильно пьян: рука повисла и вскоре упала, а тело начало крениться. Шлепнувшись на пол, он испустил громкий вопль:

– Ну же, объясните мне! Люди работают под палящим солнцем и жертвуют зарплату фондам по борьбе за независимость, а другие копят деньги на покупку земли и дома… Что из этого правильно, а что нет, а?!

– Эй, что это вы устраиваете на таком славном торжестве? Вы не единственный, кто жертвует деньги на независимость нашей страны!

– А что я сказал не так?! Я же просто спрашиваю, что хорошо, а что плохо?

Несколько человек подбежали к Сону, подхватили его и проводили наверх. Все постарались скрасить происшествие шутками, а затем вернулись на свои места. Подали свежепожаренное мясо и напитки, и атмосфера снова оживилась.

– Какой деликатес, – произнес кто-то, отрезая ломтик, из которого вытекал сок, и кладя в рот. Кто-то рядом в очередной раз выкрикнул тост.

Под влиянием алкоголя Сангхак задумался над тем, что сказал господин Сон. «Что хорошо, а что плохо?» Когда в последний раз он задавал себе этот вопрос? В какой-то момент его жизнь стала просто чередой дней, и он так и жил, ни о чем не задумываясь. В эти фонды отправляли деньги все. Выбора не было. Большинство людей получали зарплату еженедельно и откладывали определенную сумму, чтобы отправить на дело борьбы за независимость страны. Это считалось долгом каждого, словно уплата налогов. Только, в отличие от налогов, это делалось с радостью. Сангхак не думал, что тут есть что-то неправильное. Для народа без страны это было небольшим утешением и пробуждало в эмигрантах чувство гордости из-за того, что они внесли свой вклад в борьбу. Некоторые передавали разом большую сумму, если не могли себе позволить ежемесячно. Эти щедрые пожертвования широко освещались в церковных информационных бюллетенях. А люди, которые не могли работать или отправлять суммы фондам по каким-то обстоятельствам, чувствовали себя неуютно, даже если их никто не осуждал.

Сангхак не заметил, как Чансок уже наполовину висел на его плече. Похоже, он прилично окосел. Сангхак медленно допил свой напиток, не совершая резких движений. Ему не был противен Чансок. Скорее у него было ощущение, будто они вернулись в то время, когда жили вместе в «Лагере девять». В те времена, когда каждый из них мог спокойно опереться на плечо товарища.

– Хен, я заслужил этот успех. Я ходил на работу день и ночь, и кожа на моей спине не успевала заживать. Я следил ночами за полями таро на Пали [13], я брался за любую работу, за которую платили, в то время как другие пили и просаживали деньги в азартные игры. Все осуждали меня за то, что я трачу свою жизнь на работу. Я пахал, а меня критиковали за то, что я думаю только о деньгах. Я не давал деньги фондам, но пообещал себе, что отправлю им куда больше, когда начну много зарабатывать. Когда люди вокруг меня собирали средства на то и на се, я смотрел на них и не давал ни гроша. Я хотел отдать много, по-настоящему много, только после того как получу много.

Чансок говорил, широко раскинув руки. Возможно, из-за того, что он слишком много выпил, его речь то замедлялась, то становилась вновь быстрой. Чансок говорит это не потому, что его задели слова господина Сона – по крайней мере, так подумал Сангхак. Сегодня его друг должен был быть неописуемо счастлив, но казался беспричинно подавленным. Бурно жестикулируя, он пытался описать, что у него на душе.

– Вот и ладно, Чансок, теперь твое время отдавать настало. Мы все знаем, как ты много работал.

Господин Хван пару раз погладил его по плечу, как будто утешая собственного сына. Чансок внезапно упал ему на руки и закрыл лицо ладонями. Господин Хван обнял его в ответ.

– Но, дядя… Могу я называть вас дядей? Мой единственный кровный родственник – дядюшка по материнской линии, который живет в Чемульпо. Я вдруг понял, как скучаю по нему… Он отдал мне свой единственный парадный костюм.

– Можешь