Несбывшаяся жизнь. Книга 2 - Мария Метлицкая

Она ждала чего угодно.

Анютиного смеха.

Слов возмущения, вроде «твоя тетя Надя ненормальная, я тебе говорила! Она и свою Яську замучила подозрениями. Мам, своди ее к психиатру!»

Или: «Вы что, вчера перепили?»

Или презрительного «фырк» через губу: мол, очень остроумно!

Но ничего этого не было. Ничего. Анюта молчала.

– Анюта!

Лиза взяла ее за руку.

– Аня, посмотри на меня!

Она посмотрела на мать.

Стеклянные перепуганные глаза. Лицо цвета отбеленной простыни. Бледные губы, побледневшие веснушки, ледяная ладонь.

– Аня! – застонала Лиза. – Надя… права?

2

Анюта молчала.

Анюта молчала! Значит, это правда и Надюша не ошиблась?

Лиза покрылась холодным потом. Чужая тетка увидела – а она, родная мать!

«Господи, все повторяется! И правда кровь не вода!»

Но Ритке было не пятнадцать, и у Ритки была большая любовь.

Лиза почувствовала, как потемнело в глазах, закружилась голова, потянул затылок. «Давление», – поняла она. Похоже, прыгнуло к двумстам, не меньше – ничего удивительного, наследственность: мать гипертоник, этого вполне достаточно.

Затылок уже не ныл, а словно наливался горячим расплавленным железом. Стало так душно, что Лиза рванула ворот рубашки.

– Мама! – закричала Аня. – Тебе плохо?

– Таблетки, – хрипло прошептала Лиза, – возьми у бабушки на тумбочке. Таблетки от давления, бело-синяя пачка. И аппарат захвати, тонометр, слышишь!

Анюта рванула со всех ног.

Через минуту она надевала манжетку тонометра на безжизненную Лизину руку.

– Так и есть, – скосила глаз Лиза, – сто восемьдесят на сто. Нормально.

Она положила таблетку под язык и закрыла глаза.

Через пару минут в дверях возникла всполошенная Мария. Перепуганная Анюта выпроваживала ее из комнаты.

Лиза лежала с закрытыми глазами.

– Иди, – слабым голосом сказала она Марии, – все нормально. Давление поднялось, ничего страшного.

Не поддаваясь на уговоры внучки и дочери, Мария не уходила.

– Доченька!..

Лиза усмехнулась. Ну вот, дождалась. Для этого надо было практически окочуриться.

Через полчаса стало полегче, оттаял свинцовый затылок, потеплели ладони: давление опускалось.

– Чаю, горячего и сладкого, – скомандовала Лиза. – И грелку к ногам. И таблетку успокоительного, там же, у бабушки на тумбочке – маленькие такие, розовые.

Анюта забегала по квартире.

– Мама, мамочка, подожди! – тараторила она. – Подожди, пожалуйста! Сейчас все будет! И чай, и таблетка! Мам, сколько сахару?

Лиза начинала дремать. Говорить было тяжело: деревянный язык был огромным, неповоротливым и чужим.

Она сделала пару глотков чаю и прошептала:

– К бабушке зайди. Померяй ей давление и тоже дай успокоительное.

Анюта кивала, как китайский болванчик.

«А поговорим мы потом, – подумала Лиза, – когда я смогу. Если смогу… Как встретишь год – так и проведешь, говорите? Хорошо встретили, ничего не скажешь. Так хорошо, что хочется уснуть и не проснуться.

Спала она долго, часа четыре. Проснувшись, поняла, что давление в норме, но сил все еще не было: до туалета ползла как черепаха.

Заглянула к Марии. Постанывая во сне, та спала.

Анюта сидела в темной, без света, кухне. Сидела как истукан, неподвижная, словно заледеневшая, уставившись в темное, покрытое инеем окно. Увидев мать, вздрогнула и подняла глаза.

Лиза махнула ладонью – не сейчас, мол. Покорно кивнув, Анюта вздохнула.

Лиза не понимала: куда бежать, к кому падать в ноги? К ее главному? Мужик он хороший и даже чувствительный, к тому же со связями, но…

Во-первых, не хотелось открываться: сплетни разлетятся, как вспугнутые воробьи. Во-вторых, не хотелось быть обязанной. А в-третьих… В-третьих, Лиза не была уверена, как поступить правильно, и это было самое главное.

Чувствуя себя виноватой, Анюта поглядывала на мать, спрашивала, как она себя чувствует, предлагала принести то чай, то поесть. Сбегала в магазин за свежим хлебом, принесла любимые Лизины бублики, снова заглядывала в глаза, поправляла одеяло и возникала тут же, как только слышала, что Лиза встает.

Лиза молчала. На разговоры сил не было, но понимала, как дочь ждет и как боится этого разговора. Впрочем, и Лиза его боялась.

Спустя три дня – как они прожили их, непонятно – Лиза поняла, что больше играть в молчанку нельзя.

Собравшись с силами, усадила дочь напротив и, коротко выдохнув, задала первый вопрос:

– Какой срок? – Анюта тут же скривилась, расплакалась и сказала, что не знает.

– Последние месячные? – Лиза говорила короткими четкими фразами, как врач на приеме.

Анюта назвала числа.

Лиза посчитала.

«Ничего себе… Выходит, почти тринадцать недель. Ребенок вот-вот зашевелится…»

– Все ясно, – вздохнув, сказала Лиза. – Значит, будешь рожать.

– Рожать? – закричала дочь. – Какое рожать, мама! Я не собираюсь рожать! Куда мне рожать – десятый класс! Какой мне ребенок? Мама, устрой меня куда надо, ты же можешь, ты врач!

Лиза усмехнулась.

– Ага, врач. Практикующий гинеколог. Да кто возьмется на этом сроке? Ребенок вот-вот зашевелится! Никто – слышишь, никто! – из нормальных квалифицированных врачей, работающих в больнице, не подведет себя под статью!

– Мам, – жалобно шептала зареванная Аня, – а если таблетки? Ну, я знаю, что есть таблетки…

– Таблетки! – зло усмехнулась Лиза. – Ну да, конечно! А срок? А осложнения? Кровотечение, чистка по скорой? Аня, я врач, а не убийца! Будешь рожать, и точка, ты меня поняла?

Анюта выбежала из комнаты и закрылась в ванной.

«Истерика, нормально. Дать бы успокоительное, но дверь она не откроет. Ну и черт с ней, пусть истерит. В конце концов, за свои поступки надо отвечать, я всегда отвечала.

Но что делать, что? Может, и вправду попробовать, с кем-то поговорить? О господи, что я несу, это опасно и страшно! Подвергать риску собственную дочь? Извините. Но ребенок, ребенок!»

Имя отца ребенка Анюта называть отказалась.

– Считай, что его нет, – отчеканила дочь. – Считай, что умер.

Ну понятно, все тот же детский сад. Гордая, куда там! И все-таки узнать необходимо. А вдруг там приличная семья, вдруг не откажутся, будут помогать? Одной Лизе не вытянуть.

«Господи, за что ты наказываешь меня? За какие грехи? Разве я не ответила за все, за что была должна, разве не расплатилась? За что ты меня так, почему? Чем я перед тобой провинилась?»

Когда до Лизы дошло, что она разговаривает с богом, она испугалась. Нашлась, мол, верующая христианка: в церкви была раза три в жизни, да и то любопытства ради, что называется, поглазеть. Причем ей не понравилось. Душные запахи, шепчущие согнутые бабки в платочках, краснолицый поп…

А сейчас заладила «господи» да «господи»! Как мам-Нина – и смех и грех.

Нет, аборта не будет. На таком-то сроке! Анюта наверняка останется бесплодной, да еще и с проблемами. Но вдруг сбежит? Девка она упертая, что вобьет в башку – не остановишь…

Только… Кто будет воспитывать этого ребенка? Анька? Смешно. Мария? Еще смешнее, она