Несбывшаяся жизнь. Книга 2 - Мария Метлицкая

Вернее, не оправдать, это мало его волновало, а проторить дорожку. Как отработаешь первые три года, так и покатится. Всякое, конечно, бывает, но в целом первая длительная командировка и есть показательная. Ну и родители, сколько лет они в этом кругу.

Сынулей они были довольны: молодец, не подвел. Погулял малость, покуролесил в юности, а потом взялся за ум и все исправил. Молодец, хороший мальчик – вот оно, воспитание!

Ага, сейчас! Не в воспитании было дело, да и за ум он особо, если честно, не брался. Просто понял, что у него одна дорога – туда. Единственно правильная, его. А если этого не случится, он и представить не мог, что с ним будет. Нет, все неплохо, ей-богу. Мир посмотрел, денег подсобрал, в Москве стояла отремонтированная квартира на Фрунзенской – та самая, дядькина, вечная старику память…

Получилось, кстати, шикарно. Все привезли оттуда, не поскупились и не поленились. Все: от кухонной мебели до ершика в туалете. Не квартира – сказка! И окнами на Москву-реку, на Нескучный. Только когда они будут в ней жить? Большой вопрос, но точно не скоро.

Дочек Дымчик обожал и называл «мои куколки». Они и вправду были как куклы, его девочки, Алиса и Мия.

А жена… С женой ему повезло. По крайней мере, все так считали.

Скромница, хозяюшка, не транжира, прекрасная мать. Он никогда не слышал, чтобы она повысила голос. Говорила всегда тихо, ровно и спокойно. Деньги считала и с местными дамами, так сказать, приятельницами, набеги по магазинам не совершала.

– Я лучше кино посмотрю, – отнекивалась она. – Не люблю магазины.

А какие торты пекла его женушка, какие делала хачапури, какие варила супы! В Париже приобщилась к французской кухне, и ее луковый суп был вкуснее, чем в ресторанах. В Австрии делала такой штрудель, что знаменитые венские кондитерские могли бы ей позавидовать.

Еще она вязала – просто так, ей это нравилось, уж точно не для того, чтоб обвязывать семью: с тряпками у всех было все в порядке. И, кстати, девчонки с удовольствием носили ее свитера и беретики! И это при том изобилии, что было в магазинах.

Близко ни с кем не сходилась, но со всеми была в прекрасных отношениях.

– Дружить? – удивлялась она. – Да нет у меня времени на дружбу, у меня семья!

И никаких посиделок на кухне или в кафе, никаких выпивонов, которыми не брезговали местные дамы, никаких сплетен, обсуждений, хвастовства, осуждения. Она все время была при деле, а если отдыхала, то у телевизора или с журналом.

Наверное, она была хорошенькой, но он этого не замечал. Вернее, ему было до фонаря. Обычная миловидная женщина, неброско, но со вкусом одетая, накрашенная умно и чуть-чуть, из украшений – скромные крохотные сережки и два колечка: обручальное и бабуш кино, памятное, маленький изумруд на узкой шинке.

Иногда Дымчику казалось, что он живет не с живой женщиной, а с роботом. Все четко, все по инструкции, все идеально – или почти идеально. Даже спала она в одной позе, как говорят, самой полезной: на спине, сложив руки на груди.

«Как покойник, ей-богу, – пугался он. – И лицо такое спокойное, безмятежное, неживое».

Интересно, на сколько ее хватит? И роботы ломаются.

Но нет, шло как по накатанной. Коллеги мужского пола ему откровенно завидовали – еще бы! Их бабы транжирили деньги на всякую дребедень, сплетничали, а это неотъемлемая часть посольской жизни, днями торчали у бассейнов или в кафе и по любому поводу выражали свое недовольство. Маленькая зарплата, хочу домой, как мне осточертела твоя заграница, скучаю по маме и Москве, зачем я за тебя вышла, ну и так далее. А по приезде на родину снова начиналось нытье: скорее бы туда, обратно, здесь невыносимо, все по схеме. Словом, обычная семейная жизнь, обычные женские капризы и претензии.

Только его жена была всем довольна.

«Интересно, – думал он, исподволь глядя на нее, – а что у нее внутри?»

Ведь должны быть у живой женщины какие-то чувства? Тоска по несбывшимся мечтам, усталость от быта, мысли, что жизнь могла сложиться ярче, удачнее?

Или она неживая? Почему она никогда не плачет, не предъявляет счетов? Неужели она действительно всем довольна?

Каким он был мужем? Да никаким. А может, в ее представлении неплохим, может, и так. Он не гулял, какое! Любой адюльтер в системе карался незамедлительно. Он много работал, приходил усталым и всем был доволен, хвалил ее стряпню, говорил «все было очень вкусно», благодарил. Давал щедрую сумму на день рождения. Потом спрашивал, что она купила. Смущаясь, она пожимала плечами: мол, спасибо, у меня все есть.

И он перестал прашивать. Они не разговаривали. Вообще не разговаривали, все вопросы – как девочки и что у них в школе и купить ли на воскресенье баранью ногу.

Даже телевизор они смотрели молча, ничего не обсуждая и не делясь своим мнением. Когда он приходил хорошо поддатым – а такое случалось, – она аккуратно развешивала его пиджак и брюки, бросала в стирку белье, носки, рубашку и… Не говорила ни слова.

Ему казалось, что через какое-то время они обнаружат, что покрылись плесенью или толстым слоем пыли, но пока покрывался только он – и только холодным потом.

Они не ругались, не обижались друг на друга. Как оказалось, бывает и так. А однажды он поймал себя на страшном и, казалось, невозможном – ему хотелось ее ударить. Не просто дать пощечину, нет: ударить так сильно, чтобы ослепить, оглушить, сбить с ног. И это было не в каком-то споре или при выяснении отношений – отношения они не выясняли и не спорили, – это было во время обычного разговора, точнее, ее размеренного и, как всегда, негромкого рассказа о чем-то совсем незначительном, ерундовом, бытовом.

«Метроном, – подумал Дымчик. – Она метроном. Тик-так, тик-так. Китайская пытка капающей водой».

«Замолчи! – хотелось ему закричать. – Закрой рот!»

Но он сдержался, ушел на балкон. Закурил. Пальцы прыгали, как игрушечная мартышка на резиновом шнурке. Докурил до самого фильтра, обжегся. Чертыхнулся, схватил вторую сигарету. Но не пошла, затошнило.

На балкон она не зашла. Какая деликатность! А может, поняла, что с ним что-то не так? Но, когда он вернулся в супружескую, черт ее подери, спальню, жена спала. Или делала вид, что спала.

И снова ни слова, ни жеста, ни недовольной или удивленной гримасы. Она вообще человек? Или все-таки робот-метроном?

Заснуть Дымчик не мог: ворочался, кряхтел, сильно потел, хотя работал кондиционер и в комнате было прохладно. Два раза вставал и уходил на балкон, курил, пил воду.

И