Отвлекаясь - Федерика Де Паолис

Она мигом вскочила на ноги, схватив сумку и пронзая Паоло таким взглядом, который вполне сошел бы за любовную серенаду. Однако тот не двинулся с места и присоединился к просьбам остаться еще хоть ненадолго:

– Погоди, еще пять минут, и пойдем вместе.

Нет, это было бы слишком заметно, слишком затруднительно, слишком поздно. Она послала двумя пальцами воздушный поцелуй всем присутствующим, не слушая уговоров. И пошла к выходу. Бруно встал, чтобы проводить ее.

– Всем доброй ночи.

Еще не дойдя до двери, она почувствовала, что пьяна, ее ноги прилипали к полу, выложенному испанской плиткой, которая показалась ей беспорядочным геометрическим рисунком из плохо пригнанных друг к другу трапеций и треугольников.

– Спасибо за все, – не оборачиваясь, сказала она Бруно и оперлась о притолоку в дверном проеме, который отбрасывал яркое пятно на лестничную площадку, залитую холодным светом – льдистым, голубоватым, морозным.

– Осторожно! – сказал на прощанье Бруно и закрыл за ней дверь.

Оставшись одна, она подумала, что самый лучший выход из положения – это отступить. Пользуясь тем, что никто ее не видит, она дотащилась до лифта, неуклюже переставляя ноги и перестав контролировать себя: процесс соблазнения ее утомил. Она нажала на кнопку нижнего этажа и привалилась к алюминиевой поверхности: такие лифты с ребристыми металлическими стенками напоминали ей детство. Когда она собралась с силами, чтобы выйти, ее волосы зацепились за край панели, двери открылись, и она увидела перед собой Паоло; он запыхался, пиджак висел у него на плече. Он спросил:

– Куда ты собралась, принцесса?

Потом протянул руку и раскрыл ладонь: на ней лежало сердце из хлебного мякиша.

Хотя Паоло по-прежнему говорил вызывающим тоном – «Куда ты собралась, принцесса?», – этот сюрприз с романтическим жестом в придачу подействовал как холодный душ, контуры предметов стали четкими и к Виоле вернулась ее соблазнительная походка – широким шагом на головокружительно высоких каблуках, с выгнутой спиной. Паоло, не говоря ни слова, проводил ее до машины, вечер был холодный, луна отливала серебром. Она шла впереди, сознавая, что он рассматривает ее сзади, и не сомневалась, что он, скорее всего, захочет познакомиться поближе и сообщит об этом недвусмысленно, прямо и грубо. Вероятно, захотел бы подняться в квартиру вместе с ней, быстро отвез бы ее домой, все время трогая рычаг коробки передач, и его не отпугнул бы беспорядок в ее квартире. Она трижды переодевалась, собираясь на ужин, и разбросала на кровати вещи: шелковую рубашку, длинную юбку, высокие сапоги, джинсы с посадкой на бедрах, замшевые балетки, ожерелье в цыганском стиле, нитку жемчуга, веревочное колье. Жена Бруно во время ужина ее предупредила, что Паоло парень неплохой. Кучки вещей на бордовом одеяле могли бы стать серьезным вступительным экзаменом. Между тем, когда на ее машине сработала сигнализация, замигав, как деревенская иллюминация, и блики отразились у нее на лице, он не засуетился и спокойно ждал, пока она сядет за руль, даже не попытавшись встать поближе.

– Я пришла, – подчеркнуто медленно произнесла Виола.

– Хорошо, – ответил он, не вынимая рук из карманов.

Она медленно села в машину, и они не отрываясь смотрели друг на друга через обледеневшее окошко. Когда она включила зажигание, Паоло написал свой номер телефона на инее, в обратную сторону, заменив ноль сердечком, уже вторым за вечер. Виола опустила стекло и рассмеялась от души, а он наклонился к ней так близко, что запахи их дыхания смешались и она вдохнула этот теплый пар с остатками ядовитых испарений спиртного, травы и табака; несмотря на это, его дыхание было чистым, свежим, приятным. Тогда Паоло, перед тем как ее поцеловать, сказал в точности такие же слова: «Я еду к тебе? Подумай хорошенько, прежде чем отвечать». То же самое он сейчас произнес, когда попросил ее подумать о Доре: «Поразмысли немного. Тебе никто не приходит на ум? Подумай хорошенько, прежде чем отвечать».

В тот вечер Виола, закрыв глаза, прошептала «да». И он ее поцеловал.

Однако теперь, когда она вдыхала запах его губ, глаза у нее были открыты. Он любил ее тогда, любил и сейчас. Однако в его дыхании не осталось ни тайны, ни желания, теперь это был обычный запах, такой же, как все другие в ее повседневной жизни – как запах кондиционера для белья, или фруктового пюре, которым она по утрам кормила Элиа, или угольной грелки для прогрева воздуха в ванной, или Дориного бессмертника. Она подумала: а если бы в тот вечер вместо «да» она сказала ему «нет»? Сейчас она не была бы здесь, на почти пустой площади, вместе со свекром и свекровью, сглатывающими слюну от нетерпения, с Иваном, нетерпеливо переминающимся с ноги на ногу; ей не казалось бы, что за ней из темноты подсматривают чьи-то глаза, ее сын не был бы вдали от нее, и рядом с ней не было бы мужчины, который из мелкой мести, из глупого упрямства, из эгоизма не верит ей. И никогда не верил.

– Виола, ты меня слышишь? Тебе не приходит на ум кто-нибудь кроме Доры? Подумай хорошенько…

– Нет, – не дав ему договорить, ответила она. – Мне никто не приходит на ум.

Это «нет» она произнесла так, как будто надеялась вернуться назад, смешать фрагменты мозаики и собрать ее заново, по-другому.

11

– Манчини, какого хрена! Ты куда провалился? Мы тебя весь день разыскиваем, черт бы тебя побрал! Немедленно приезжай в офис, даю тебе пятнадцать минут, – рычал Гримальди, и Паоло пришлось отвести в сторону руку с телефоном, чтобы не оглохнуть.

Он все еще был там, рядом с церковью, напротив просторного сквера с деревьями и травой.

Родители стояли, прижавшись друг к другу, холод их объединил; казалось, они стали еще меньше, чем были на самом деле, совсем крошечными и одинокими. Он смотрел на них, не отрывая глаз, не решаясь заговорить, он не знал, что сказать, как выйти из этой ситуации. Он только хотел найти Элиа, обнять его, уснуть рядом с сыном. Он хотел, чтобы была ночь, чтобы все закончилось, хотел вернуться домой. У него не осталось сил. Даже на то, чтобы моргнуть. Он ответил на звонок только из-за того, что телефон непрерывно вибрировал в кармане, а еще из-за разговора со священником и с Виолой. Телефон по-прежнему жужжал зловеще, бурно, неустрашимо. Отец наблюдал за ним – такого взгляда Паоло никогда еще не видел. Отец был растерян. Паоло подумал, что причина не в исчезновении Элиа, а в том, что Чезаре попал на незнакомую территорию и почва уходила у него