Отвлекаясь - Федерика Де Паолис

набрала номер Доры и, не в силах выговорить фразы до конца, попросила подругу приютить ее у себя. Дора успокоила ее, сказала, что это не проблема и что комната ее ждет.

– Побудь дома, я тебя заберу, – приказала она.

– Но у тебя нет машины! – всполошилась Виола.

– Я приду пешком, не хочу, чтобы ты несла тяжести, ты и так дергаешься. Срок беременности у нас приличный, нам ни к чему напрасно рисковать, подожди меня, я скоро.

Она вспоминала, как ждала ее, как смотрела на кипящую кастрюлю, не уменьшая огонь, а на экране телефона все время загоралось имя Паоло, который звонил не переставая. Вспоминала, как вещи падали у нее из рук, внезапно ставших вялыми. А потом ничего, пустота. С этого момента день как бы обнулился.

События того дня после телефонного разговора с Дорой воссоздать было уже невозможно, она не помнила, как вышла из дома, как встретилась с ней, не понимала, почему шла с другой стороны Вилладжо Олимпико и переходила улицу на красный свет, при том что правила дорожного движения были единственными, которых она никогда не нарушала. Она знала только, что машина BMW X3 наехала на нее на пешеходном переходе, но не представляла себе, какого цвета она была и как ее ударила – спереди, сбоку или сзади. Она действительно не знала, была ли при ней сумка, или рюкзак, или чемодан на колесиках с ее вещами. Она никогда не говорила Паоло, что в то утро решила навсегда уйти от него. Единственное, что она хорошо помнила, это толчок, удар, сотрясение. Это воспоминание осталось с ней, отпечаталось на коже, будто шрам. И что казалось совершенным безумием, она часто возвращалась к этому ощущению как к чему-то спасительному. Оно уносило ее из ада. Намерения, гнев, боль – все остальное разбилось в той аварии, от удара обратилось в пыль. А заодно и ее воспоминания, которых ей никто не вернет.

Почему она оказалась под машиной? Возможно, отвлеклась, подсказывала она самой себе, повторяя это объяснение раз за разом. Точно так же, как в парке.

Вот так отвлечешься и можешь разрушить жизнь.

10

Церковь оказалась низким кирпичным строением с крышей-фонарем из стекла со стальными стропилами. Над входом – барельеф ангела на большой серой плите.

– Он такой же, как в замке Святого Ангела, – заметила Рената. У нее на верхней губе виднелись усы из молока.

– Мама, вы решили устроить полдник?

– Мы выпили капучино, – торопливо ответил Чезаре и спрятал ладони под мышки.

Было холодно. Температура резко опустилась, небо сплошь затянуло тучами. Сырость пробирала до костей, замедляя движение крови.

Иван поднялся по церковной лестнице, перешагивая через ступеньку, и встал рядом с Виолой, державшейся поодаль от остальных и смотревшей в землю.

– Священник вернется через десять минут, – сообщил Иван.

– Почему мы не заходим в церковь? – спросила Рената.

– А на кой? – злобно огрызнулся Чезаре.

– Немного погреемся.

– А в церкви вообще можно умереть от холода, вот так-то.

– Холодно, правда холодно, – сказала Виола, обращаясь к себе самой.

– Если та женщина и в самом деле забрала ребенка, по крайней мере, он будет в тепле. Наверняка она уже заявила о пропаже, если, конечно, это не ваша знакомая, – уверенно изрек Чезаре.

– Папа, почему ты зовешь его малышом? – сердито проговорил Паоло – тем же тоном, каким спросил у матери про полдник.

– А что такого? Разве он не ребенок?

– У ребенка есть имя!

– Но он же все равно ребенок, разве нет?

– И как же его зовут?

Чезаре повернулся к Ренате, пышная прическа которой осела от сырости и холода.

Иван оторвался от мобильника и шагнул вперед, встав между двумя мужчинами:

– Нигде нет информации о пропаже похожего ребенка.

– Ничего не сообщает, потому что Дора никогда об этом не расскажет. С той минуты, как он оказался у нее, такое сообщение не могло появиться в принципе, – произнесла Виола, повысив голос, чтобы все ее слышали.

– Дора? Та самая Дора? – воскликнула Рената, вытянув шею и вытаращив глаза, совсем как Паоло.

– Мама, помолчи…

– Почему? – спросил Чезаре и басовито, гулко кашлянул, потом еще.

– Потому что я так сказал, – с нажимом проговорил Паоло.

Виола окинула их взглядом, перевела его на Паоло, потом на его мать. Неужели он говорил с ними о Доре? И что в таком случае он им наплел? Виола испытала странное чувство. С одной стороны, боль (он так отчаялся, что доверился родителям?), с другой – негодование (он так отчаялся, что отправился плакаться к родителям?). И что же, интересно, он им сказал? Они попытались его вразумить или только утешить? А теперь? Вместо того чтобы возражать и отрицать очевидное, лучше бы взглянули на вещи трезво и сообразили, что Элиа сейчас у Доры и нужно просто ее найти.

– Что с тобой, Паоло? Мы здесь для того, чтобы помочь, а послушать тебя, так мы пришли тебе докучать. Это не наша вина, что ты потерял своего сына, понятно? – произнес Чезаре повелительным голосом, который обычно приберегал для магазина: он чеканил слова, словно объявляя ультиматум, с недовольством, переходящим в порицание.

– Ты тоже однажды потерял своего сына, или забыл? – фыркнул Паоло, достал из кармана куртки шерстяные перчатки и неторопливо их натянул. – Кроме того, вы мне внушили – и я всю жизнь этому верил, – что это был сон. Как же так? Значит, мама, у нас с тобой много общего!

– Но, мой мальчик…

– Извини, Рената, но говорить буду я, – перебил ее Чезаре. – Почему это ты так распсиховался?

– Ничего я не распсиховался. Или, по-вашему, отвечать хоть что-то – значит психовать? Мое дело – всегда молчать, выполнять команду «Смирно!». Что такого я сказал, что ты решил, будто я психую? Хотелось бы все-таки знать, почему вы всю жизнь мне заливали, будто я видел сон? Можете это как-то объяснить?

Чезаре запустил пальцы в волосы, покрутил головой и глубоко вздохнул:

– По очень простой причине: ты был слишком впечатлительным ребенком, немного трусоватым. Мы хотели придать тебе уверенности, а не подпитывать твой страх. Если бы мы тебе тогда сказали, что ты потерялся…

– Что тогда?

– Ты бы обосрался. Вот мы так и решили.

– Так – это как? «Тебе все приснилось, не доставай нас, дай поспать после обеда!» Отрицать очевидное – это способ расставить всех по местам, так? – сказал он и перевел взгляд на Ивана, который скроллил ленту новостей в телефоне и не слушал, о чем они говорят.

– За что ему оправдываться перед тобой? Ты-то сам что делаешь? Разве не отрицаешь очевидное? – Рената поправила волосы, пытаясь вернуть