Любимых убивают все - Сабрина Хэгг

– Так, я вызываю скорую. Я не могу взять и поверить тебе на слово, – произнесла Йенни и потянулась к заднему карману джинсов.

Аксель тут же перехватил ее руку, сжал крепко хрупкое запястье. Он твердо смотрел Йенни в глаза. Напряжение, царившее между ними, казалось почти осязаемым.

– Не смей. Если ты позвонишь, я тебе этого не прощу. Никогда.

Голос Акселя – низкий, осипший – дрожал. Йенни тяжело вздохнула.

– Хорошо… Я не буду звонить. Только с одним условием. Но сначала отпусти, пожалуйста. Мне же больно.

Аксель испуганно разжал пальцы, отстранился. На молочно-белом запястье остались розоватые отпечатки.

– Прости меня, – прошептал он. – Я не хотел сделать тебе больно. Прости…

– Ничего страшного. Ерунда, – негромко сказала Йенни. – Тебе нужно выпить что-нибудь горячее и выспаться. А еще выпей активированный уголь, чтобы я была спокойна. У вас ведь есть уголь?

Аксель кивнул, все еще виновато косясь на предплечья подруги. Она поднялась на ноги и протянула Акселю руку, но тот поднялся сам. Йенни первая вышла в коридор, зашагала торопливо в сторону кухни. По пути она подняла с пола пузырек с «Золофтом» и, плотнее закрыв белую крышечку, унесла его с собой. Аксель остался в ванной, чтобы умыться и почистить зубы.

– А где тут чай или кофе? – спросила Йении, когда Аксель вошел в кухню. – Или, может, какао?

– У нас нет какао, так что…

– Тогда кофе? Или, может, есть чай с мелиссой? Да, точно, чай с мелиссой – это то, что нам нужно.

Аксель подошел к Йенни сзади и открыл ближайшую к ней дверцу белого кухонного шкафа. На первой полке лежала металлическая коробка, до отказа наполненная чайными пакетиками на любой вкус.

– Выбирай что душе угодно, – с вымученной улыбкой произнес Аксель, а затем полез в другой шкаф за активированным углем.

Запив таблетки набранной из-под крана водой, он прошел к столу. Йенни поставила чайник закипать, предварительно опустив в разноцветные кружки по пакетику с чаем.

– Ты согласен на чай с мелиссой, да? – уточнила она, повернувшись к Акселю.

Тот кивнул, поспешно отведя взгляд в сторону.

Йенни оперлась бедром о столешницу, скрестив руки на груди. Она смотрела на Акселя, который сидел ссутулившись, устало понурив голову. Непроизвольно Йенни скользила взглядом по его предплечьям, не в силах оторваться от этого жуткого зрелища. Хотя она прекрасно понимала, что едва ли не откровенно пялится.

– Йенни, мне правда стыдно за… это. Я понимаю, это мерзко и ужасно. И я на самом деле не хотел, чтобы кто-нибудь видел. В особенности ты. Прости.

– Тут нечего стыдиться, – сказала Йенни. – Ты справляешься как можешь… Ты уже огромный молодец. И я… я представляю, почему ты это делаешь. Не пойми меня неправильно, я не говорю, что самоповреждение – это хорошо или что это единственный способ заглушить хоть ненадолго всю эту боль, но раз тебе когда-то было настолько плохо, что по-другому ты справиться не мог, то… – Йенни умолкла, отвела взгляд в сторону от акселевых шрамов. – Никто не имеет права тебя судить за это. Ты нашел в себе силы жить. Вот что главное.

– Думаю, ты одна так считаешь, – горько усмехнулся Аксель.

– Вовсе нет, – возразила Йенни.

Тем временем чайник закипел, и Йенни отвлеклась от разговора, чтобы разлить кипяток по кружкам. Постепенно вода стала окрашиваться в зелено-желтый цвет, согревающий травяной запах взмыл под самый потолок, разлетелся по комнате. Йенни уселась напротив Акселя, поставив баклажанного цвета чашку прямо перед ним.

Аксель смотрел на Йенни и поражался тому, как этот дом, казавшийся ему враждебным и пустым, преобразился с ее приходом. Он будто наполнился светом, а глухие стены впитали то невероятное тепло, что Йенни носила в себе. Когда она была здесь, Акселю хотелось называть это место своим домом.

– Спасибо, – произнес он и, остудив немного чай, сделал несколько крохотных глотков.

– Нашел за что благодарить.

Йенни улыбнулась ему, и на ее алых щеках появились ямочки. Аксель был счастлив наконец увидеть эту смущенную, непосредственную улыбку.

– Я не совсем про чай. Точнее, вовсе не про него. – Аксель положил руку на стол и провел указательным пальцем вдоль тыльной стороны ладони Йенни.

– За что ты тогда меня благодаришь?

– За то, что ты рядом. За то, что ты просто есть.

Йенни с ответом не нашлась. Лишь снова приподняла уголки губ в растерянной улыбке. Аксель же смотрел ей в глаза, слегка прищурившись. В его взгляде читалось немое восхищение вкупе с молчаливым обожанием, но он никак не мог подобрать слов, чтобы выразить это безымянное чувство.

– У тебя от слез ресницы слиплись и теперь кажутся совсем кукольными. Это выглядит так мило, – произнес вдруг Аксель. Несмотря на улыбку, он совсем не выглядел веселым – несмываемая печать скорби темнела на его лице. – Ты такая красивая… даже когда плачешь.

Йенни покачала головой и опустила смущенный взгляд в кружку.

– Это как в той песне[31], помнишь?

– Помню. Но лучше все же улыбайся.

Аксель прикоснулся к ладони Йенни кончиками пальцев, а затем осторожно поднес ее к своему лицу. Йенни вздрогнула, когда ощутила прикосновение его горячих губ к своей прохладной коже. Аксель смежил веки, нахмурился. В его чувствительных прикосновениях было что-то настолько запредельно личное, тягостно сокровенное и невообразимо глубокое, отчего кровь в жилах у Йенни леденела, а сердце разрывалось от тоски, бессилия и неукротимого желания никогда не прерывать эту болезненную, но столь редкую связь с другим человеком. Ничьи объятия и поцелуи не влияли на нее так, как это невинное, казалось бы, прикосновение к Акселю. Она чувствовала его. Чувствовала так остро, так живо, что не различала уже, где заканчиваются ее эмоции, а где начинаются его. – Это чертовски несправедливо, – сказала Йенни. – Ты всегда готов спасти всех вокруг, вытащить из любой проблемы. Вспомни хотя бы Роми. Но почему, когда тебе плохо, почему, когда тебе больно, ты не хочешь, чтобы кто-то это видел? Чтобы кто-то тебе помог? Почему с молчаливого согласия всех окружающих, включая меня, ты угасаешь на глазах, разрушаешься от всего, что тебе приходится переживать? Почему ты никогда этим не делишься? Так не должно быть. Это неправильно.

Ее голос дребезжал от боли и возмущения, щеки раскраснелись, слово в бокал плеснули вина. Она неотрывно смотрела на Акселя, ожидая от него хоть какой-то реакции на свои слова.

В ответ он лишь улыбнулся. Его теплые пальцы спустились к запястью Йенни, и теперь она могла притронуться костяшками к его острой скуле.

– Кажется, ты просто не понимаешь, в чем разница между тем,