Любимых убивают все - Сабрина Хэгг

бок, прикрыв глаза. Она уткнулась носом в подушку, сделала глубокий вдох – наволочка была пропитана цитрусово-древесным ароматом с пряными нотками корицы. Сердце в груди затрепетало, а затем и вовсе засвербело почти мучительно.

Аксель смотрел Йенни в спину, прокручивая в голове ночи, когда он лежал здесь, в своей кровати, прикованный к ней, как Прометей к скале, и пытался убедить себя в том, что он может спокойно заснуть, что ничто ему не угрожает. Вспоминал, насколько слабым и одиноким чувствовал себя тогда: спрятавшись в складках одеяла, он сокрушенно ждал, когда необъяснимое чувство тревоги отступит, захлебнется в рубиновой крови рассвета.

Спустя десять минут молчание прервал шепот Йенни:

– Аксель, ты спишь?

– Нет. А что?

– Могу я кое-что у тебя спросить? – поинтересовалась она и повернулась к нему лицом.

– Все что угодно, кроме пароля в «Твиттере», – добродушно усмехнувшись, ответил он.

– Я тут думала… Ты не говорил мне никогда, кем собираешься стать в будущем… Ну то есть наш профиль в школе ты тоже просто так выбрал, как я поняла, да? А чем бы ты реально хотел заниматься? Я знаю, сейчас не самое подходящее время, чтобы спрашивать, но все же.

– Я хочу рисовать комиксы или работать где-нибудь иллюстратором, – не задумываясь, ответил он. – Надеюсь, я найду себе работу, а не буду влачить жалкое существование на деньги налогоплательщиков.

– Если что, я буду с удовольствием снимать тебя во всех своих фильмах. Если, конечно, я все же стану режиссером.

– Во-первых, не «если», а «когда». А во-вторых, если дело так пойдет, то я буду почти как Хелена Бонэм Картер. Тим Бертон же снимал ее почти в каждом фильме.

Йенни рассмеялась, и ее маленький нос сморщился.

– Скорее, ты будешь для меня как Лив Ульман для Бергамана. Она уж точно снималась, наверное, в девяноста пяти процентах его фильмов. И она была его самой главной музой. – Йенни нерешительно протянула к его лицу ладонь, нежно провела кончиками пальцев по его щеке. Они оба поджали одновременно губы. – Ну а потом ты станешь звездой, и мне придется соперничать с другими режиссерами за возможность снимать тебя у себя.

– Ты всегда будешь вне конкуренции.

Ребята негромко засмеялись. А когда смех утих и последние отголоски его исчезли в ночной глубине, они еще некоторое время молчали, разглядывая друг друга в бархатно-синем мраке ночи. Глаза Йенни таинственно сверкали в темноте, а ее щека и часть волос, тронутые светом с улицы, приобрели искрящийся золотисто-оранжевый оттенок.

– Ладно, теперь точно ложимся спать. Спокойной ночи, – сказала Йенни с напускной серьезностью.

– У меня тоже созрел вопрос.

– Какой? – Йенни хитро прищурилась.

– Как ты попала в дом? Я точно помню, что запер все двери.

Йенни закусила губу и тихо, как будто бы стесняясь, ответила:

– Я… через окно в твою спальню пробралась. Там у порога даже кеды мои стоят до сих пор.

– Серьезно?! – воскликнул Аксель.

– Серьезнее не бывает! – рассмеялась Йенни. – А ты думал, я только в твоем комиксе могу быть крутая и творить всякую безбашенную хрень?

– Ну теперь-то я могу быть уверен, что не прогадал с прототипом для супергероини. Оставлю-ка ей, пожалуй, даже твое имя.

– И, пожалуйста, пусть у нее будет синий костюм. Тот, который с прикольным коротким плащом. – Йенни взяла Акселя за руку, придвинулась к нему чуть ближе. Ноздри ему защекотал слабый карамельно-малиновый шлейф ее духов. – Ну пожа-а-алуйста.

– Договорились.

– Ура! – прошептала Йенни, медленно, нехотя разжимая пальцы. – Теперь можно спать. Спокойной ночи. На этот раз точно.

– Сладких снов, – ответил Аксель, невольно расплывшись в улыбке.

Йенни вновь повернулась к нему спиной и, поерзав немножко на месте, притихла.

Аксель неотрывно смотрел на очертания ее узких плеч, на разметавшиеся по подушке волосы, прислушивался к углубившемуся дыханию. Ему показалось, что Йенни уснула.

Йенни. Аксель смаковал ее имя, точно дорогое вино, точно впервые его слышал и не до конца еще распробовал. Всего два слога, а сколько доброты, любви и силы заключено было в том имени. Только пять букв – но это слово вмещало в себя всё дорогое сердцу Акселя. В ее имени он слышал и некогда ласковый голос матери, и радостный смех брата, и рокочущий баритон отца, и шум морского прибоя, и мерцание звезд, и мелодии всех самых любимых песен. Было в Йенни что-то такое искреннее, неуловимое и глубокое, что не позволяло ему смотреть на нее как на просто хорошенькую девушку. Она значила для Акселя несравнимо больше.

Он протянул руку к мягким локонам на соседней подушке, аккуратно дотронулся до них подушечками пальцев. Лицо его озарила сонная улыбка.

* * *

Йенни проснулась из-за звона будильника, раздавшегося в шесть часов утра. Она схватила телефон, лежавший возле подушки, торопливо отключила будильник, чтобы тот не разбудил Акселя. Он лишь недовольно нахмурился во сне, но не проснулся. Йенни облегченно вздохнула.

Прежде чем начать собираться, она обернулась и в последний раз взглянула на Акселя. Во сне он был непривычно безмятежен. Непослушные волосы песочными волнами падали на его красивое умиротворенное лицо, длинные черные ресницы трогательно подрагивали, а на щеках выступил едва заметный на загорелой коже румянец. Йенни умиленно улыбнулась. Ей очень хотелось запечатлеть легкий поцелуй у Акселя на щеке или хотя бы прикоснуться к нему, но она слишком сильно боялась потревожить его сон. Поэтому Йенни тихо встала с кровати, беззвучно переоделась и на цыпочках выскользнула из комнаты.

Kapitel 11

Утром, еще до начала первого урока, Йенни стояла в коридоре, переминаясь нервно с ноги на ногу возле кабинета испанского. В голове она прокручивала заранее приготовленную речь, которую с минуты на минуту собиралась обрушить на Акселя.

Но Йенни терзалась сомнениями – какая-то часть ее была уверена, что она поступает правильно, пока другая умоляла развернуться, уйти прочь. От волнения у Йенни пересохло во рту. И сердце ее то замирало, болезненно оседая в груди камнем, то начинало гулко, тревожно биться. Каждые несколько секунд Йенни повторяла себе, что сейчас откроет дверь в класс, и каждый раз она останавливалась, занеся ладонь над ручкой.

Но когда времени уже почти не осталось и учитель вот-вот должен был прийти, Йенни, не совсем отдавая себе отчет в происходящем, рывком открыла дверь, заглянула в класс.

– Аксель, можно тебя на минуточку? – негромко спросила она, виновато улыбаясь.

Аксель, до этого сидевший на парте и беседовавший о чем-то с одноклассниками, повернулся на голос подруги. Сначала по его лицу пробежала тень удивления, но затем он нахмурился и, быстро кивнув, вышел вслед