Прощание с пройденным - Владимир Николаевич Крупин

подлянки. Но подумай: работа совместная, надо делиться. Так они не только обсчитали, даже подставили. Отмотал пятёру, выхожу – подползают на брюхе: помоги, мы банк надыбали, дело надёжное, весь навар твой. – «Вам что, замок надо открыть? Вот этим ключом откройте». Сложил кукиш, покрутил перед мордами. Тронуть не посмели. Законы знают. А я в тюрьме поумнел. Там даже священник приходил».

ИРКУТСК ЖЕЛТЕЕТ, Москва чернеет. Посмотрите на рынки. А вечером в метро? И жалко их даже, людей по кличке «гастербайтер». Детство же было и у них. Тут-то им не родина, мы им чужие. Они ж сюда не в Третьяковку сходить приезжают. А нас за что теснить? Терпим.

Терпим, а опять во всём виноваты. И опять нас вопрошают: когда же мы уйдём из мировой истории. И опять мы отвечаем: уйдём вместе с ней. Гибель России означает гибель остального мира.

Китай, китайцы, узбеки, корейцы заполнят просторы России. И что? Научатся валенки валять? На лыжах бегать? Свиней разводить? На белок охотиться? У оторванных от родины какая будет культура? Стоны и стенания?

– СТАРИК, СТАРИК! – кричит старуха —

В наш дом влетела бляха-муха.

Вскочил старик, дал мухе в ухо.

– Орёл старик! – кричит старуха.

Сочинено, конечно, не про летающее насекомое. В подтексте то самое ребро, в которое лезет бес, когда седина в бороду. А в над-тексте решимость юного старичка порвать с соблазном. И изгнание его. И радость жены, освободившейся от конкурентки.

ХУДОЖНИК БОРЦОВ

Андриан Алексеевич Борцов, земляк, роста был небольшого, но крепок необычайно. С женщиной на руках плясал вприсядку. Писал природу, гибнущие деревни. У него очень получалась керамика. И тут его много эксплуатировали кремлёвские заказчики. Он делал подарки приезжавшим в СССР всяким главам государств. Сервизы, большие декоративные блюда. Где вот теперь всё это? Уже и не собрать никогда его наследие. И платили-то ему копейки. Когда и не платили, просто забирали. И заикнуться не смей об оплате: советский человек, должен понимать, что дарим коммунистам Азии, Африки и Европы.

Старые уже его знакомые художники вспоминают его с благодарностью: он был Председателем ревизионной комиссии Союза художников. «Всегда знали, что защитит».

Он всю жизнь носил бороду. «В шестидесятые встретит какая старуха-комсомолка, старается даже схватить за бороду. А я им: на парикмахерскую денег нет. Не драться же с ними. А уже с семидесятых, особенно с восьмидесятых, бороды пошли. Вначале редко, потом побольше, повсеместно».

В моей родне ношение бород прервалось именно в годы богоборчества. Отец бороды не носил и вначале даже и мою бороду не одобрял. А вот дедушки не поддались. Так что я подхватил их эстафету.

Да, Андриан. Были у меня его подаренные картины, все сгорели. Но помню. «Калина красная», например, памяти Шукшина. «Три богатыря» – три старухи, стоящие на фоне погибающей деревни, последние её хранители.

В РЕКЛАМЕ НА ТВ полуголая бабёнка жадно обнюхивает плохо побритого мужчину. Оказывается, он – какое-то мачо, пахнет непонятно чем, но видно же – бабёнка дуреет. Покупайте, мужчины, прыскайтесь, можно будет за женщинами не ухаживать: понюхают и упадут. Или другая реклама: румяный дурак, насквозь обалдевший от того, что сунул голову в капкан кредита. И третья: молодожёны ликуют – они уже в клетке ипотеки.

Ну почему так много дураков?

А сколько зрителей в эти часы, дни, годы превращаются в идиотов.

– ВОТ СПАСИБО злой жене: загнала в монастырь, – говорит монах. – А ты сочувствуешь нам. Зачем? Здесь нам рай: и кормят, и спать есть на чём. И денег не надо. Нам что, вот вам там, в миру, каково? В аду живёте.

КТО БЫ НАПИСАЛ об этих событиях борьбы за Россию, о борьбе с поворотом северных рек на юг, о 600‑летии Куликовской битвы. Пробовал, не получится. Потому что участником был, а тот, кто сражается, плохо рассказывает о сражении. Вроде как буду хвалиться. Помню, Белов послал мне статью свою «Спасут ли Воже и Лача Каспийское море?» Я её повёз Залыгину в больницу, в Сокольники. Он сказал: «Надо шире, надо подключать академиков, научные силы. А то статья писателя. Скажут: эмоции». Залыгин имел опыт борьбы против строительства Нижне-Обской ГЭС. Но там был довод: там место низменное, затапливалось миллион гектаров, а главное – нашли залежи нефти. А тут жмут – надо спасать Каспий, давать воду южным республикам. Как противостоять?

И закрутилось. Какие были выступления, вечера. Один Фатей Яковлевич Шипунов чего стоил. Отбились. Конечно, за счёт здоровья, нервов, потери ненаписанного. Но и противники иногда сами помогали. Что такое болота? Это великая ценность для природы. А министр мелиорации Полад-заде, выросший, видимо, на камнях, договорился (ТВ. 27.6.82 г.) до того, что болота не нужны, безполезны, что клюкву можно выращивать на искусственных плантациях, она на них будет вкуснее. Это уже было такой глупостью, что и его сторонники эту глупость понимали. Это было все равно как утверждение Хрущёва об изготовлении чёрной рыбной икры из нефти. Слово писателя тогда многого стоило. Бывало, что люди, взволнованные чем-то, возмущались: «Куда смотрят писатели?»

КИНОМЕХАНИК ГВОЗДЕВ Митя. Кинолента «Ленин в Октябре» сгорела. Посадили на 12 лет.

ВЛАСТИ ГОВОРЯТ о поддержке талантов. Но если талант искренен, народен, то он обязательно противоречит тем, кто его собирается поддерживать.

ЖАРГОНЫ БЫЛИ всегда. Не прикалывались, а кадрились. Не крутой мужик, а балдёжный, чёткий, не слабо говорит. Но уж такого количества мусорной словесной дряни не бывало. Будто все сговорились «по фене ботать». Тут и нравственная распущенность, но тут и противление официальной казёнщине языков журналистов, политиков, дипломатов, учёных, говорящих такими штампами, что только им одним кажется, что они умные. Другие их просто не понимают, уже и не вслушиваются. Проще сказать: энергия жаргонов увлекает тем, что увеличивает действие речи. На это клюют «деятели» искусства, особенно кино. Дожили: знаменитости – пишут Путину, больше ему делать нечего, разрешить вдвигать матерщину в диалоги экранных героев. Мол, все равно же люди матерятся.

Какой это срам! Им ли не знать, что на Руси никогда не было матерного слова. Никогда! Появилось оно в татаро-могнольское иго. Разрешили русским ходить в церковь, а сами стояли у неё и издевались, говоря: «Идите к своей, такой-то матери».

Как материться? Какую ты мать поминаешь? Божию? Ту, что родила? Крестную? Мать-сыру землю? Родину-мать?

НА ЗАВОД «ДИНАМО» в компрессорный цех еле попали (78 г.) Станки в церковном здании. Ревут. Отбойные молотки. Кричим друг другу, прямо глохнем. Чёрные компрессоры. Росписи стен закопчёны. Вдруг резко стихает, выключили молотки. Зато вырывает шланг, ударяет сжатым воздухом в разные стороны. Пылища, шланг носится как змея и по полу