Прощание с пройденным - Владимир Николаевич Крупин

могу понять, но что музыка для меня на седьмом небе. «Нет, Слово, прежде всего Слово. Оно начало всех начал, Им всё создано. Им всё побуждается к действию. (Жене, громко): Эльза! Позвони врачу! (Мне): И позвонит. А я только всего-навсего три слова сказал, а Эльза идёт и звонит. А Господь сказал: «Да будет Свет!» И стал свет.

МОЛОДОСТЬ ПРОШЛА – какое счастье! Прошло это кипение самонадеянных мыслей, эти телесные наваждения, эти внезапные нашествия глупых поступков. Сколько добрых молодцев залетело в тюрьмы, сколько спилось, сколько на дурах женилось, сколько уже т а м. О, если бы не Господь Бог и не ангел мой хранитель, где бы я был? Господи Боже мой, не оставь напоследок! Господи, дай претерпеть до конца, Господи, дай спастись! Господи, дай ещё поработать!

ДУХОВНОЕ ПРОСТРАНСТВО сужается, а словесное разбухает и поглощает духовность. Понять это можно через изречение: «Извините, что написал длинно, не было времени написать коротко». Ещё и от того, что обилие слов – имитация мыслей. «Вы хочете мыслей, их есть у меня». А уже и нет. Духовность убивается взглядом вовне, а не внутрь.

«ЗАПОМНИ: БАБЫ – рабы инстинкта, а мы – рабы Божии». – «Хорошо, если б так. Рабы мы желаний плоти. Сидим, выпиваем, чем плохо? А женщина придёт – и всё испортит». – «Смотря какая женщина». – «Любая. И куда ты от них денешься? Но главное: понять, что это не дождь идёт, не прохожие идут, это жизнь проходит. Это ты умираешь. И тут женщины ни при чём».

ПОСЛЕДНЕЕ ЯБЛОКО, упавшее с антоновки, упало и лежит у крыльца. А у меня горе – больна Надя. Всё жили, ругались, а тут так прижало. Вёз в «скорой помощи», огни улицы на её белом лице. Лежит в больнице неделю, всё не лучше.

Не был в деревне давно, приехал, сижу у окна, гляжу на её цветы. Зачем всё, думаю, если бы остался один? Этот дом, работа, вся жизнь. Вот только дети. Дети, да.

Сегодня Димитриевская суббота. Снег, ржавчина листьев на снегу. Сам весь больной, в температуре, в соплях, поясница, но это-то что, не от этого умирают. А у Нади серьёзно. Плакал в церкви, заказав молебен об исцелении рабы Божией Надежды. Нет, нет, нельзя, чтобы жена уходила первой. И ей говорю: «Надя, запомни: Надежда умирает последней».

СТАЛИН ЗАСТАВИЛ американских евреев заставить американское правительство помогать русским воевать с Гитлером. За это государство евреям обещал. И слово сдержал. Ну, Крым не Крым, но Биробиджан, это же лучшие земли Сибири. Плюс автономия. Уехали туда, но очень мало. Тогда и Палестину получайте. И, может быть, полагал, что все уедут. Уехали далеко не все. Зачем? Им и тут хорошо. И там.

Был анекдот. Еврей то уедет в Израиль, то опять обратно просится. То туда, то сюда. Чекист: «Вам здесь плохо?» – «Да». – «И в Израиле плохо?» – «Да». – «Так где вам хорошо?» – «В дороге». Приучил их Моисей кочевать.

«Еврей Америки чувствует еврея русского, тогда как я не чувствую русского даже в соседней улице. Мы все «один», каждый из нас «один», но евреи «все», во всякой точке «все»… (В. Розанов.)

А ЦЫГАН КТО приучил? Тоже на месте не сидится. Кажется, Маркс (Кошмаркс) писал, что социализм тогда победит, когда кочевые народы станут оседлыми. То есть перестанут счастье искать, успокоятся.

Цыган: «Мы имеем право воровать, мы у Креста гвозди украли, чтобы Христа не распинали».

ПОДАЮ НИЩЕМУ, привычно: «О здравии трёх Владимиров, дедушки, сына и внука, Надежды, Натальи, Екатерины, Прасковьи. – Он крестится. – А твоё какое святое имя?» – Он: – «Легко запомнить – Дмитрий. Димитрий Донской. Слышал»? – спрашивает он меня. Поневоле приходится ответить, что, конечно, слышал». – «Вот видишь, – довольно говорит он. – Я же не где-нибудь сижу, а у Донского монастыря».

НУ, ИЗБРАЛИ МЕНЯ в академики, ну, вскоре ввели в Президиум академии, и что? Я что, умнее стал или писать стал лучше?

– ВЫПЬЕМ ЕЩЁ? – А куда мы денемся? Все равно уже выпили. Смотри: трава, деревья, закат! Одна природа к нам добра. Вот кто высшего женского рода – природа! Она не обманет. А будет буря, шторм – заслужили. Наливай! За высшую меру! Радости! Расплата потом. Полнее наливай! – Выпивает. Крякнул. – Эх! И закуски не надо, так хорошо, да? – Да! И когда только бабы поймут, что любовь любовью, а дружба выше. Наливай!

– СПАСИБО ЕЙ: крепко заставила страдать. А то я всё срывал цветы удовольствий, да вдыхал их аромат, да как Печорин бросал в пыль. А она сделала человеком. О, если б ты её видел! Я её как увижу, прямо сердце растёт.

СЛЕСАРЬ СЕРГЕЙ соображает во всём, варит аргоном, а это высший класс. Где чуть что, какое в механизмах затруднение, все мастера к нему. А запивает – берёт ящик водки, выгоняет жену и запирается.

Мне он калитку делал.

– Всё стало железным: и калитки, и двери, и решётки на окнах, и люди. Где-то прочёл, что железа, если взять эти решётки и переплавить, хватило бы на несколько танковых колонн.

– Так, может быть, лучше решётки, чем танки?

– Как раз танков-то и боятся эти решётки.

ДАМА НЕПОНЯТНЫХ лет напористо вещает: «У нас не поставлено сексуальное воспитание, нет культуры общения полов, от этого частые разводы. Молодые люди не понимают, что любовь это не что иное, как целая наука».

– Брешешь ты всё, – говорю я ей, – какая это наука? Любовь это любовь. И какая культура общения полов или там потолков, это любовь, и всё. Вот две частушки, показывающие полное непонимание этого общения: «Как и нынешни ребята не поют, а квакают. Целоваться не умеют, только обмуслякают». И вторая: «Меня милый не целует, говорит: потом, потом. Я иду, а он на лавке тренируется с котом». То есть вот такая критика неумелого влюблённого, ты скажешь – это от отсутствия сексуального воспитания. Но жили! И как жили! И рожали по десять детей! И друг другу не изменяли. Для мужчины женщиной могла быть только одна женщина – жена. Для жены единственный мужчина – муж. И в любви друг к другу раскрывались всеми силами, и душевными, и телесными. Ты вот сильно воспитана, так что ж третий раз замужем? А в школу вдвигали половое воспитание, и что? Увеличили разврат, только и всего.

БЫВШИЙ ЗЭК: «Западло не жил. Самолично не воровал, не грабил, в замках понимал. Нет такого замка, такой сигнализации, охраны электронной, чтоб я не осилил. На каждый замок есть отмычка. Тут она (постучал по лбу). И жил без