Прощание с пройденным - Владимир Николаевич Крупин

село, поднимался на возвышение, откуда хорошо видно далеко: река Великая, за ней чудиновская церковь. И леса, леса. Зелёный холм, на котором пасётся стреноженный конь, мальчишки играют на ржавеющем брошенном остове комбайна. Как на скелете динозавра. Играют в корабль. Скрежещет ржавый штурвал.

ПРОЩАЙ, ИСПАНИЯ! Испания – вымечтанная страна отрочества и юности. Как я любил Испанию! «Арагонская хота», Сервантес, Лопе де Вега, Гойя, Веласкес, «Итак, Равель, танцуем болеро… О, эти пляски медленных крестьян. Испания, я вновь тобою пьян!» – «Как ты думаешь, друг Санчо, не мало ли я свершил подвигов во имя прекрасной Дульсинеи Тобосской?» – «Думаю, чем мы сегодня будем ужинать». – «Ночная стража в Мадриде». – «Ах, как долго, долго едем, как трудна в горах дорога, лишь видны вдали хребты туманной Сьерры». – Эль Греко, каталонцы, «Лиценциат Видриера», Валенсия, Мадрид, Барселона, Саламанка, Кордильеры… музыка!

И вот, всё это я к тому, что не бывать мне в Испании, не бывать. И сам не хочу в Испанию. Вернулись из неё жена и дочь, привезли множество фотографий. Гляжу: где Испания? Макдональдсы, реклама английского виски, американских сигарет. Прощай, Испания, тебя убили. Хватит мне того, что бывал на многих могилах европейских стран. Мёртвые города, мёртвые ходят по чистеньким улицам.

МОЛОДЯЩАЯСЯ ВДОВА, ещё собирающаяся устроить жизнь, ухаживает за вдовцом: «Разреши мне поцелульку в щекульку». – «Моя твоя не понимай», – отшучивается вдовец. – «Чего понимать, Вася, хочется рябине к дубу перебраться». – «Я тебе не пара, ведь я глухой, бухой и старый». – «Сам сочинил?» – «Мне дублёров не надо». – «Вася, от восторга падаю!» – «Дуня, у нас говорили: «Шестьдесят лет дошёл, назад ума пошёл». – «Вот именно! Ты молодеешь, Вася!» – «Дуся, я встал у стенки насовсем. Кранты. Годен только на металлолом». – «Не верю! Зажгу! А? У тебя что, Вася, насчёт любови не работает чердак?» – «Да за мной босиком по снегу бегали». – «Уже разуваюсь. О чём ты думаешь?» – «Думаю, что мне на поясницу лучше не горчичники, они ожгут и всё, а лучше редьку, всю ночь греет». – «Всю ночь? Зови меня редькой, Вася».

ВСЁ-ТАКИ РАССТОЯНИЕ между католиками и православными (не в смысле церковном, тут пропасть, а в житейском смысле) меньше, чем расстояние между православными и протестантами. Католики хоть слушать могут. А протестанты считают, что нас надо учить. Это с их-то обезбоженностью. Учёность их к этому привела. Много захотели знать, рано состарились.

Учёность всегда на один бок. Всегда в самомнение, в возглас: Высшая ценность – человек, личность. Высшая ценность – Господь, мир сотворивший.

УЖАСНАЯ ИГРА детства «В царя». Я и понятия не имел, что это идёт из начала Новой эры. У римских воинов в Иудее была такая игра «В царя». Выбирали жребием «царя», исполняли его желания, а потом (ссылаюсь на монахиню, которая говорила о последних днях земной жизни Христа), потом убивали. Они так и со Христом поступили, когда над Ним издевались. Это и в Евангелии. Ударяли Его сзади, а потом глумливо спрашивали: «Прорцы, кто Тебя ударил». И мы в детстве так играли. Один становился спиной, другие, столпясь сзади, по очереди ударяли. Ударяли по левой руке, которую «осуждённый» высовывал из-под мышки правой. А ладонью правой он прикрывал лицо. Точь-в-точь как на пермских деревянных скульптурах. Ударяли и спрашивали: кто? Если угадывал, угаданный шёл на его место. Иногда ударяли очень сильно. Счёты сводили или ещё что. Да-а, как откликалось в веках.

СЕКРЕТ ПСЕВДОНИМОВ, может быть, в том, что евреям хотелось стать как бы своими для того народа, в который они внедрялись… Нет, не так, лучше: …в котором они поселялись и за счёт которого жили. «Мы не Нахамкесы, не Гольдманы, не Бронштейны, не Зильберштейны, мы Ивановы-Петровы-Сидоровы, не Фельдманы – Полевые, не Гольдберги – Златогоровы». «Мы вас освободили от царя, мы ваши, мы такие, как вы, только работать руками не умеем, а всё головой, головой, всё соображаем, как вас, русаков, осчастливить. А вы такие неблагодарные, ах, как нехорошо. Придётся ещё чего-нибудь придумать».

НАТАША ПРИ МНЕ сочинила новое слово. Сидела, чистила ноутбук от всяких электронных микробов. «Вроде всё, – говорит. Вдруг: – Нет, ещё и это выползает. Это нам ни к чему. Это надо лечить. Надо тут, думаю, вот такую «лечилку» применить».

Слово лечилка я раньше не слыхал.

– ЧТО НИ ДУРНО, то и потешно, – говорила мама, очень не одобряя всякие намазюкивания на лицо. – Соседка говорит: если с утра не накрашусь, так будто голая иду. Чего только не нашлёпают на харю, прости, Господи, лицо харей назвала. А как не назвать? Наштукатурят – лица не видно, будто скрывают то, что Бог дал. И совсем молодые, вот ведь! Старухи вроде как оправдывают себя: морщины мазью да пудрой скрываем. А что их скрывать? Мы их всей жизнью заработали, это награда. Ордена же не замазывают. И седина. Что плохого в седине?

– Седина – это благородно, – поддакиваю я. – В Ветхом Завете: «Перед сединами встань». И лысиной можно гордиться: умным Бог лица набавляет. А косметика эта вся – это даже Богоборчество. Правильно ты говоришь: будто лицо скрывают. Господь дал тебе лицо, а ты его перекрашивашь. Вроде у тебя не лицо, а холст натянутый, а ты художник, по нему рисуешь. Или тащишь его с собой в салон красоты. Вот тоже и подтяжки эти. Срам.

– Лицо, глядишь по телевизору, молодое вроде, а шея, как у старой курицы. И глаза тусклые. Уж как ни пыжатся.

Такой с мамой разговор о косметике. А ещё о том, какие молодые глупые:

– Слышали с подружкой разговор старух. Они говорят: «Вот, дожили до старости, теперь как бы до смерти дожить». Мы отошли маленько в сторону, расхохотались: чего это такое: умрут, да и всё. Вот какие дуры. Старухи-то во много умнее были. И смерти нельзя звать, и умирать вроде пора. Теперь уже и сама говорю: «Слава Богу, до старости дожила, как бы до смерти дожить». С утра сегодня гляжу в зеркало – там какая-то старуха. Говорю: уходи. Нет, сидит, сидит и не уходит.

СТАРЫЙ ПОЭТ это как старик, который вяжет. Берёт привычные спицы, начинает низать петли. И выходит носок. Даже чулок. (Лихоносов.)

АЛЬФРЕД НОБЕЛЬ, оставив денежки на свою премию для поощрения достижений в культуре и науке, одну науку из списка вычеркнул. Какую? Математику. Да, представьте, основную, фундаментальную, двигатель всего. А почему? Оказывается, за его женой ухаживал (и, пишут, небезуспешно) молодой математик. Так вот почему, понял я, не получил «нобеля» великий математик Игорь Ростиславович Шафаревич. Обидно. Но с другой стороны, тот-то ухажер – математик – тоже