Истеричка - Соня Дивицкая

случае не была назойливой. К игрушкам мужа она относилась с таким же почтением, как к его работе, на стол во время решающих сражений не ложилась. Поэтому предположить, что юная жена надоела молодому мужчине в первый же год после свадьбы, было бы неверно, абсолютно неверно, и уж во всяком случае преждевременно.

Крошка прошла в комнату, в единственную комнату маленькой съемной квартиры, и убедилась: мужа нет. Не было даже следов пребывания. Не стояли в прихожей его запыленные туфли, не висел на плечиках его пиджак, не валялась в кресле рубашка, и единственные кроссовки стояли на своем месте. На кухне тоже была подозрительная чистота: ни одной грязной тарелки, холодильник абсолютно пуст, никаких пельменей, никаких яиц в нем не лежало. Более того, в зале под диваном не было ни одной кофейной чашки, ни одного пакета чипсов, ни одного бокала…

Крошка вышла на балкон, там она надеялась увидеть, точнее, не увидеть последнее объяснение – удочки. На рыбалку муж всегда брал только свои удочки. Он не раз говорил: «Ловить чужими – все равно что танцевать балет в чужих пуантах». Но и удочки стояли на своем месте в чехлах, все до одной. Красавица подвела итог: «Дома не был. Куда-то его понесло сразу после работы, а это значит… – тут она сделала чудесный вывод. – Сейчас придет!»

Кроткая и тихая, она почистила картошку, порезала лучок и вместе с сальцем пожарила, стараясь, чтобы все кусочки были мягкими, но с золотистой корочкой, как любит молодой, всегда голодный муж. Она заранее порезала на блюдце малосольные огурчики и поставила в холодильник папино зелье. После этого Крошка отключила плиту и неожиданно рассмеялась.

– Не может быть! Все как в анекдоте. «Приезжает жена из командировки»…

Она достала новый комплект постельного белья, зеленый в огромных желтых подсолнухах, и застелила кровать.

– Сейчас придет, а у меня все свеженькое.

Когда она заправляла одеяло, в ее движениях проявилась первая нервозность, она торопилась, никак не могла расправить углы и даже сорвалась на черный юмор:

– Молодец! Он у меня молодец! Домой никого не привел! Дом – святое!

Но злые, глупые мыслишки она разогнала, пробежалась по квартире со шваброй. Так пролетело часа полтора. Муж не вернулся.

Кудрявенькая Крошка придумала хорошее занятие – взяла цыпленка и начала энергично лупить его молотком.

– Наверно, появились какие-то друзья, – она рассуждала. – Да, новый город, новая работа, пора появиться друзьям. В середине недели. За пару дней моего отсутствия. А почему бы и нет? Откуда я знаю, что там у них в этом маркетинге происходит?

Крошка превратила цыплячье тело в месиво из мяса и костей, натерла все это чесноком, посыпала перцем, побрызгала уксусом и поставила в холодильник, мариноваться на полочку, туда, где стояло папино зелье. Оно уже охладилось до той кондиции, когда приятно дегустировать.

В маленькой кухне пахло вкусно и просто. Картошка парилась под крышкой и набирала аромат укропа. А мужа не было. И тут возникли мысли.

– Как жесток этот мир! – подумала кудрявенькая и попробовала картошку.

– У человека нет никаких гарантий! Все может рухнуть в один вечер! Вся жизнь, все планы…

Она начала активнее думать и поэтому активнее работала вилочкой. Крошка заметила, что умяла уже целый край сковородки, накрыла крышкой и снова посмотрела на часы.

Натикало одиннадцать. За окном – темнота и фонарь у подъезда. Создание, юное и нежное, ощутило себя одиноким и брошенным в чужом жестоком городе на табуреточке в маленькой кухне со старой электроплитой. Крошка заволновалась, как щенок, которого потеряли на улице, и от волнения снова открыла сковороду. А там все протомилось и немного остыло и тепленьким стало только вкуснее. Крошка достала папино зелье и налила в маленькую рюмку.

– Надо успокоиться, – она себе сказала. – Надо успокоиться и не делать преждевременных выводов.

Она проглотила холодное смородиновое, закусила хрустящим соленым… И никакого удовольствия! Наоборот – захотелось поплакать. А плакать было некому. Город был чужим, и в этом городе, да и вообще на всей планете, у нее был только один друг – ее молодой, всегда голодный муж. Крошка добавила еще глоточек и снова побежала на балкон, и там, в потемках, еще раз пересчитала удочки.

– Все на месте, – она застонала. – Все на месте!

Согласитесь, проблема не стоит двух копеек. Случись все это сегодня, Крошка давным-давно позвонила бы мужу, но сотовых не было. Поэтому она сидела и накручивала.

– Хорошо… Допустим… Если бы я на его месте подумала свинтить на вечер, ведь я бы обязательно взяла с собой удочки. Для конспирации. А он не взял! Почему? Неужели так спешил? Через год после свадьбы? А что будет через три? А через пять?!

Крошка откинула кудри за спину, нависла над сковородкой и слопала самые румяные кусочки. Потом неосторожно подлила еще немного зелья и уставилась на свадебное фото.

Прекрасное, кстати, было фото, в тонкой рамочке в красном углу висело. У камина! Невеста была серьезной, момент осознала, а жених смотрел на нее с восхищеньем, которое сейчас у женихов редко встречается. «Моя королева! – он так ей и говорил. – Крошка, ты моя самая настоящая королева».

– Вот какой он был всего год назад… – она наклонилась к фотографии и сказала, обращаясь к мужу. – А я не верю! Не верю! Я во все эти ваши «люблю» не верю!

Крошка опрокинула стаканчик, закусила огурцом, и от этого бег ее мыслей заметно ускорился.

– Когда он мне сказал «люблю»? – она вспоминала. – Весной это было, в парке. Мне надоело сидеть на лавочке… Я взяла его за руку и сказала: «Пойдем погуляем» … Да, тогда ему это понравилось… А вдруг он сам хотел? Может, он сам хотел взять меня за руку и сказать «пойдем»?..

Крошка вытерла первые слезы, и страшная догадка пришла в ее кудрявенькую голову:

– Он специально не взял удочки! Он мне отомстил! За активность.

Сковородочка опустела наполовину, бутылка с зельем отощала граммов на сто, часы пробили полночь – муж не появился.

Крошка разделась и легла в постель на новые зеленые простыни в подсолнухах и завернулась в одеяло.

– Хорошо, – она себя успокаивала. – Хорошо… Подумаем, какие у нас варианты… Что мы хотели? Мы хотели семью. Мы хотели любовь. Мы собирались нарожать детей. А он не взял с собой удочки. И что это значит? – Крошка отпихнула вторую подушку и скинула одеяло. – Это значит – все! Конец! Я так и знала! Мужчина ценит только то, что сам добыл в боях! А я ему досталась за красивые глаза! – она капризно, пьяно захныкала. – Ему запудрили мозги! Его переманили!

Кудрявая глупышка, она вскочила с постели, прибежала в кухню, схватила рамочку с удачной фотографией и подняла ее над головой…

Разбивать было жалко. Ой, как жалко было разбивать это фото. Но Крошка разбила. Мозг отключился – и она как грохнула об пол! Сама испугалась своего вандализма и от страха порвала фотографию на четыре части. И ведь мелькала, мелькала мысль «у кого пленка?», но ручки рвали глянцевую бумагу. Первая семейная реликвия была уничтожена.

Потом эта юная отступница надела узкие джинсы, затянула ремень на бедрах так низко, что уж лучше бы ее милиция по дороге остановила и не пустила шлындать с голым пузом среди ночи. К тому же эта молодая пьянь натянула белую майку, не закрывавшую и половины живота, встала на платформы, кинула на плечо рюкзачок и намылилась сама не зная куда.

Беззащитная, наивно раздетая и злая, она вышла на улицу. В ночную свежесть, в опасный мрак кустов, под черные тени деревьев, под мертвые вывески закрытых в будние дни заведений. «Буду скитаться, – она решила. – Пойду по миру с посошком».

Крошка притопала на остановку.

– Куда поедем? – спросил таксист.

– Куда… – она, не глядя, плюхнулась в машину. – Я не знаю. Я ничего не знаю в этом городе. А он уехал. Даже удочки не взял…

– Муж ушел, что ли? – таксист пошевелил густыми черными бровями и начал что-то выстукивать пальцами на руле.

– Ушел… – она вздохнула. – Он взбунтовался! Я его прекрасно понимаю, ему же всего двадцать два года! А я его уже захомутала…

– Покатаемся? – подмигнул таксист.

– В центр, – решила Крошка.

Она пригляделась к пушистым рукам таксиста, к дорогому салону