Книга Гусыни - Июнь Ли

игры на инструментах, а мой голос никогда бы не позволил мне стать певицей. Пока девочки занимались музыкой во всех уголках дома, я оставалась с миссис Таунсенд, читая ей вслух по-французски и по-английски – по ее словам, выразительное чтение имело для меня первостепенное значение. По четвергам мы ездили в Лондон, чтобы посетить музеи и художественные галереи. Миссис Таунсенд не была поклонницей кинематографа, что вызывало недовольство девочек, зато по вечерам разрешала нам слушать эстрадную музыку по радио. Бинг Кросби был всеобщим любимцем; Арчи Льюис вызывал споры. Были и другие, чьи имена давно стерлись из моей памяти.

♦

12 февраля 1954 года

Ma chère Аньес!

На этот раз, когда пришло твое письмо, Фабьенна сразу же отдала его мне. Сначала она, конечно, его прочитала, но, думаю, ты этого ожидала. По тому, как ты мне пишешь, я вижу, что ты опускаешь слова, которые не хочешь, чтобы она прочитала. Мне нравится представлять эти слова: мы как будто держимся за руки у нее за спиной.

Моя жизнь без тебя скучновата, хотя я никому об этом не говорю, даже Фабьенне. Иногда я прохожу мимо школьных ворот или деревенской площади, чтобы узнать, говорят ли люди о тебе. Однажды я услышал, как девочка, одна из трех Мари, сказала другой девочке: «Что такого особенного в том, чтобы быть писательницей? Когда я вырасту, стану кинозвездой». Я рассмеялся так громко, что Мари пришлось возмущенно повернуться ко мне и сказать, чтобы я не хамил.

Фабьенна редко говорит со мной о тебе. Ну, ты же знаешь, она нечасто с кем-то разговаривает. Несколько раз я пытался завести разговор о тебе, но она вела себя так, будто уже тебя забыла. Она бессердечная. Вчера вечером я ей так и сказал, но она ответила, что я все неправильно понял. Она сказала: «У тебя скоро появится новая девушка, потому что Аньес здесь нет, а вот мы с Аньес всегда будем вместе, несмотря ни на что». Я сказал, что никогда не полюблю другую девушку так, как люблю тебя. Она засмеялась и сказала, что ни одному мужчине нельзя доверять.

Я думаю, ты должна знать, что у меня никогда не будет другой девушки. Я подумываю накопить денег на поездку в Англию. Как считаешь, твоя школа разрешит мне тебя навестить?

Жак

12 февраля 1954 года

Ma chère Аньес!

Твоя миссис Таунсенд похожа на величественную корову из картона вроде тех, что выставлены у входа на сельскохозяйственную ярмарку. Ты уверена, что она стоит твоего времени? Тебе не кажется, что ты зря решила поехать в Англию?

Похоже, эта школа была бы идеальным местом для месье Дево. Он мог бы рассуждать о философии, искусстве и поэзии, а после наступления темноты прогуливаться по коридору, подглядывая, как девочки купаются или переодеваются. Интересно, чем теперь занимается этот бедняга. Как думаешь, не пишет ли он о нас?

Ты плохо описала девочек. Мне они все показались одинаковыми. Если тебе нужен лучший способ отличить одну от другой, вот что ты можешь попробовать: пойди в солнечную часть сада и поищи змею. В это время года они любят греться на солнце, но в основном еще остаются вялыми. Схвати змею за хвост и сильно хлестни ею от головы до хвоста. Если сделаешь это достаточно быстро, ни у одной змеи не будет шансов. Поверь: я делаю это уже несколько дней, и теперь, когда я размахиваю мертвой змеей, как хлыстом, ко мне не лезут даже такие мальчики, как Этьен и Поль.

Когда раздобудешь мертвую змею, покажи ее девочкам по очереди. Дай мне знать, кто из них закричит, а кто попросит разрешения ее потрогать.

Нет, если ты думаешь о том, о чем, как я знаю, ты думаешь, то ты ошибаешься. Я не ем змей. Мне даже не нравится их убивать. Но важно совершенствовать это умение.

Жак, как всегда, глуп. Воображает, будто влюблен в тебя, но сомневаюсь, что через полгода он о тебе вспомнит. Я подумываю поискать ему подружку. Вряд ли он сохранит тебе верность. Хочешь поспорить?

Фабьенна

Эти письма меня озадачили. Когда я писала Жаку, то представляла его похожим на Фабьенну, но не таким непредсказуемым, поскольку он был на несколько лет старше нас и любил меня. Неужели мальчик, которого воображала я, отличался от мальчика, которого придумала Фабьенна? Почему она смеялась над ним в своем письме, а он отзывался о ней с осуждением? Когда он написал, что скучает по мне и хочет навестить меня в Англии, говорил ли он и от ее имени тоже?

После возвращения девочек у миссис Таунсенд прибавилось хлопот, и вряд ли у нее было время заходить ко мне в комнату и читать мой дневник. Роуз, которая каждый день ждала писем от родителей из Сиама, всегда крутилась возле столика в прихожей, когда приходила почта, и в тот день именно она заметила мои письма и передала их мне. Миссис Таунсенд, возможно, еще их не видела. И все же я не могла рисковать. В одном я была уверена: у меня будут неприятности, если до них доберется миссис Таунсенд; она может решить, что не только Жак неподходящий для меня корреспондент, но и Фабьенна оказывает на меня дурное влияние. Я перечитывала письма, пока не выучила почти наизусть, а потом заперла в чемодане.

Я сомневалась, что смогу пронести в дом мертвую змею, хотя в следующие несколько дней, отвлекаясь от рассуждений миссис Таунсенд об искусстве и литературе, пыталась представить реакцию девочек, если они ее увидят. Я подумала, что ни одной из них не хватило бы любопытства прикоснуться к холодному чешуйчатому телу.

♦

Через три недели после возвращения девочек приехал месье Ламбер, фотограф, который заговорил с нами в день моего прибытия в Вудсвэй. Я позировала везде, где он просил. Даже надела одежду, которую раньше носила дома, чтобы он мог сделать несколько снимков, отражающих, как я выглядела, когда покинула французскую деревню, вышла из машины Микера и понесла свой чемодан по дорожке, где меня встретили несколько девочек. В доме я устроилась на ковре рядом с диваном, слушая, как миссис Таунсенд читает мне вслух. Затем впустили собак, Аякс и Уиллоу расположились по бокам от меня перед камином. В своей комнате я по указанию месье Ламбера разложила на кровати платье и пару танцевальных туфель, прикасаясь к ткани «с желанием, смешанным с трепетом». Он также сделал несколько снимков девочек, гуляющих в саду или бездельничающих у фонтана.

– Хорошая реклама для Вудсвэя, иначе директриса не позволила бы мне это сделать, – объяснил он мне по-французски, когда миссис