Бернаут - Виктория Юрьевна Побединская

– Ну, учитывая, что я оказалась здесь по твоей вине, ты мне должен. – Смысла скрывать все равно не было. Он еще в наш прошлый разговор ясно дал понять, что не верит в наш с Бланжем театр. – Так что, увы, теперь придется терпеть и делиться.

Наверняка Марс хотел что-то еще добавить, но я решительно оборвала его.

– Что вы за мазохисты такие, а? – спросила я раздраженно. – Вам бы разойтись в разные стороны, но нет. Вы еще и тренируетесь вместе.

Марс ухмыльнулся:

– На самом деле эту землю мы покупали вместе. Тогда она еще пустовала. Но это была моя мечта – построить свою собственную школу и свой трек.

– Значит, вы давно друг друга знаете?

Он пожал плечами:

– Достаточно. Я познакомился с Бланжем, когда он только приехал в Америку. Тогда он еще был новичком – никому не известным и толком ничего не умевшим.

– И ты его научил?

– На свою голову, – хмыкнул Марс. – Я, наверное, самый большой идиот всех времен и народов. Потому что сам вырастил себе соперника.

– Это мило.

– Он помог мне с деньгами, поэтому половина всего этого принадлежит ему. Кто ж знал, что спустя год, прославившись, он свалит, прихватив с собой мои идеи и половину моего бизнеса.

– Прям не парень, а сущее зло.

– Оттого его сторона и темная, – ответил Марсель. – Но я заставлю его в итоге продать мне свою часть.

– Думаю, для вас это самый лучший вариант.

– Постарайся убедить в этом Бланжа.

– Он не хочет? – Я обернулась. Марс лишь обреченно покачал головой.

– Почему?

Но он не ответил.

– Знаешь, чем он меня просто убивает? – вдруг спросила я. – Этим своим «eh»11.

Марс звонко рассмеялся.

– Клянусь, он пихает его через фразу.

– А еще дурацкие клики, – подхватил Марсель.

– Что такое клики?

– Канадские километры, еще не слышала?

Я покачала головой.

– Когда он говорит, что осталось десять кликов, это значит десять километров.

– К этому можно привыкнуть. – Я махнула рукой. – «Eh» хуже.

– Да, со временем перестаешь замечать.

Мы вдруг замолчали. И это было так странно – обсуждать Бланжа вместе с его «лучшим» врагом. И когда я решила, что он уже не ответит, Марс встал и произнес:

– Знаешь, как я понял, что этот ваш брак – бред полный?

Я молча подняла на него глаза.

– Бланж эгоист. Он никого, кроме себя, не любит.

– Я это знаю. Он не умеет. И ты не умеешь. На самом деле вы похожи сильнее, чем тебе кажется.

Марсу этот ответ явно не понравился.

– С чего ты взяла? – Он нахмурился. – Это Бланж так сказал? Или Лил опять наплела что-то?

– Нет. – Я улыбнулась. – Но твой ответ говорит о тебе больше, чем я хотела услышать.

Марс протестующе покачал головой:

– Я знаю, что такое любовь. Я люблю свою семью. Братьев, команду, детей, с которыми здесь занимаюсь. Даже если сержусь, или ругаюсь, или не уделяю должного внимания, это не значит, что мне на них плевать. А Бланж… ему насрать на все. Он одержимый. Просто поверь мне.

Мне не нужно было верить. Я с самого начала это знала.

– Прости, что говорю это, – добавил Марс. – Мне показалось, так будет честно.

Я лишь кивнула. А на прощание он произнес:

– Но какой же Бланж все-таки везучий ублюдок.

***

Любовь творит чудеса. Это первое, что я узнала спустя неделю после выхода нашего первого видео. К сожалению, работает этот принцип только в интернете. Публикации со мной разлетаются по рекомендациям лучше, чем картинки тошнящихся котиков. Лайки сыпятся как из рога изобилия. Так что теперь в перерывах между видео с трюками Бланжа, которые я про себя называю «ап, смотри, как умею», – чистый понт, клянусь, мы пилим романтические ролики.

Вот и сейчас, остановив мотоцикл возле обрыва…

«Я не хочу скинуть Бланжа туда…»

«Я не хочу скинуть Бланжа…»

«Я не хочу…»

На фоне садящегося солнца мы изображаем поцелуй. Благо хоть шлем снимать на этот раз не приходится.

– Пенни за правду, – произнес Бланж, глядя на меня сквозь желтоватое стекло мотоочков.

Мы сидели на его черно-красном мотоцикле лицом друг к другу, глядя на расстилающуюся прямо под нами долину. Телефон Лилиан внезапно сел, поэтому, пока та убежала к машине, чтобы его подзарядить, у нас выдалась пятнадцатиминутная передышка.

– И что это? – Я прищурилась, отворачиваясь как будто от низко стоящего солнца, но на деле от взгляда Реми в надежде, что Лил поскорее управится.

– Один человек научил меня когда-то. За каждый факт, что ты расскажешь о себе, я буду давать тебе пенни.

– Твой знакомый явно был аферистом.

Если честно, после случившегося на прошлой съемке мне не хотелось с Бланжем разговаривать. Потому что разумом я понимала: наши отношения – игра, ложь. Каждым фальшивым признанием он невольно рождал внутри целый вихрь бабочек, которые, как только театральный занавес опускался, возвращая меня в реальность, тут же превращались в отравленную дихлофосом моль.

Бланж прищурился, словно я его все-таки уговорила:

– Ладно, квотер12. Сможешь использовать их потом в музыкальном автомате. Должна же там хоть когда-нибудь выпасть нормальная песня. Мне кажется, в местной закусочной я видел один.

– А если я не захочу отвечать?

– Тогда возвращаешь все монеты обратно.

– В эту игру так не играют.

– Это канадская версия. Давай! – Стянув зубами перчатку, Бланж залез в карман, достал оттуда монету и ловко подбросил, тут же поймав одной рукой. – Один секрет, – произнес он. – С тебя и с меня.

– Я не хочу. И вообще, дай я встану, у меня уже ноги затекли.

Я попыталась приподняться, но он остановил меня. Теперь я могла явно почувствовать его раздражение.

– Слушай, Жак, если ты забыла, у нас собеседование назначено на конец июля. А я до сих пор тебя не знаю. А ты не знаешь меня.

Он был слишком близко, а это нехорошо. Одно дело – обниматься перед камерой или на виду у всех, другое – продолжать, когда никто не видит.

– Проблема не в том, Бланж, что я не знаю тебя. А в том, что я не знаю настоящего тебя. Как и ты – настоящую меня. И ты не хочешь открываться.

– О чем ты?

Может о том, что ты не сказал, что у тебя есть брат.

Или о том, что жить мы будет рядом с твоим врагом.

Или еще о десятке мелких, но таких важных фактов, которыми он просто пренебрег.

Я отмахнулась.

– Забудь, – но, когда попыталась встать, мне снова не позволили.

– Если мы сдвинемся хоть на метр, Лил убьет нас. Потому