За гранью. Поместье - Джон Голсуорси

Фьорсен легко раздражался, и больше всего его, похоже, злили уроки музыки, которые брала жена. Он всегда говорил о них с ехидной ухмылкой. Джип чувствовала, что он считает их любительщиной, и в душе негодовала. Фьорсена также выводило из себя, что она уделяет много внимания ребенку. К дочери он относился так же, как ко всему остальному. Приходил в детскую, вызывая у Бетти панику, брал девочку на руки, ласково говорил с ней минут десять, после чего вдруг небрежно совал ее обратно в колыбель и, бросив на нее мрачный взгляд или усмехнувшись, удалялся. Иногда он поднимался наверх, когда в детской находилась Джип, и, молча понаблюдав за ней, буквально силой уводил ее из комнаты.

Постоянно испытывая угрызения совести из-за отсутствия любви к мужу и все больше страдая от ощущения, что вместо спасения толкает его все дальше вниз по наклонной – какая ироническая расплата за тщеславие! – Джип в стремлении к примирению все чаще уступала его капризам. Однако эта уступчивость, несмотря на все большее отдаление Джип от мужа, изматывала ее, толкала к нервному срыву. Такие натуры пассивно терпят до тех пор, пока что-то не сломается и терпению не наступит конец.

Эти весенние и летние месяцы напоминали засушливый период, когда тучи клубятся где-то за горизонтом, постепенно подползают все ближе и ближе, чтобы наконец извергнуться над садом вселенским потопом.

Глава 15

Настоящее лето наступило только десятого июля. Погода в целом стояла хорошая, но все время дул то восточный, то северный ветер, и вот после двух скомканных дождливых недель явилось по-настоящему летнее тепло с мягким ветерком, в воздухе витал аромат цветущих лип. В дальнем углу сада под деревьями Бетти шила какую-то одежду, девочка спала в коляске сладким утренним сном. Джип стояла перед клумбой анютиных глазок и душистого горошка. Какие смешные рожицы у анютиных глазок! Душистый горошек тоже похож на крохотных ярких пичуг, сидящих на покачиваемых ветром зеленых ветках. Маленькие зеленые трезубцы, растущие на причудливых плоских стеблях, напоминали усики насекомых. Каждое из этих ярких хрупких растущих созданий жило своей, отдельной жизнью – совсем как она!

Ее заставил обернуться звук шагов на гравийной дорожке. Из гостиной вышел и направился к ней Росек. Джип бросила на него слегка встревоженный взгляд. Что заставило графа пожаловать в одиннадцать часов утра? Росек подошел, поклонился и сказал:

– Я приехал к Густаву, но, похоже, он еще не проснулся. Впрочем, все равно я рассчитывал сначала поговорить с вами. Вы позволите?

Помедлив секунду, Джип сняла садовые рукавицы:

– Разумеется! Прямо здесь? Или в гостиной?

– В гостиной, если можно.

По телу Джип пробежала легкая дрожь, однако она прошла вперед и села там, откуда могла видеть Бетти и ребенка. Росек смотрел на нее сверху вниз. Спокойная поза, приятная суровость красиво очерченных губ, безупречная выправка вызвали у Джип невольное одобрение.

– Что случилось? – спросила она.

– Боюсь, я принес скверные новости. Надо немедленно что-то предпринять. Я пытался их уговаривать, но они не желают больше ждать. Более того – угрожают отобрать за долги этот дом.

Джип возмущенно воскликнула:

– Но здесь почти все мое!

Росек покачал головой.

– Договор аренды составлен на имя Густава, а вы его жена. Поверьте мне, они могут это сделать. – По лицу Росека пробежала тень, прежде чем он добавил: – Я больше ничем не могу ему помочь. По крайней мере, сейчас.

Джип быстро покачала головой.

– Конечно! Вам вообще не следовало ему помогать. Я терпеть не могу… – Росек наклонил голову, и Джип, смутившись, замолчала. – Какую сумму составляют все его долги?

– Около тысячи трехсот фунтов. Не так уж и много. Но это еще не все…

– Есть новости похуже?

Росек кивнул:

– Мне неловко говорить. Чего доброго, вы опять решите, что я пытаюсь извлечь из этого выгоду. Я, знаете ли, читаю ваши мысли и не могу допустить, чтобы вы опять так подумали.

Джип сделала короткий жест, словно отмахнулась:

– Не беспокойтесь. Пожалуйста, продолжайте.

Росек пожал плечами.

– Есть один человек, его фамилия Уэгги, владелец похоронного бюро, отец известной вам персоны…

– Дафны Глиссе?

– Да. У нее будет ребенок. Родители заставили ее все рассказать. Это, разумеется, означает отмену ее ангажемента и много чего еще.

У Джип вырвался отрывистый смешок.

– И на что способен этот мистер… Уэгги?

Росек снова пожал плечами:

– Он взбешен. Взбешенный человек его происхождения на многое способен. Могу себе представить, что он потребует денег… и, возможно, крови.

Граф быстро подошел и вполголоса сказал:

– Джип, прошел год с тех пор, как я вам об этом впервые рассказал. Вы мне тогда не поверили. Я также говорил, что люблю вас. Сейчас я люблю вас еще сильнее, в сто раз сильнее! Не вставайте! Я иду к Густаву.

Росек повернулся. Джип подумала, что он действительно уходит, но граф остановился у окна и шагнул назад. Его лицо вдруг переменилось, приобрело алчущий вид, и ей даже стало отчасти жаль графа. Очевидно, она не смогла этого скрыть, потому что Росек вдруг подскочил к ней и попытался поцеловать в губы. Джип отпрянула, поэтому он смог дотянуться только до шеи – и там запечатлеть страстный поцелуй. Отпустив Джип так же внезапно, как схватил, граф наклонил голову и без оглядки выбежал вон.

Джип вытерла место поцелуя тыльной стороной ладони, совершенно ошеломленная, и подумала: «Что я такого сделала, чтобы со мной так обращались? Что?» Ответ не приходил. Ее вдруг охватила такая злость на мужчин, что она застыла на месте, теребя садовые рукавицы и кусая губы, которые Росек чуть было не поцеловал. Затем подошла к конторке, взяла адресную книгу и нашла фамилию Уэгги. Адрес: дом 88, Франкленд-стрит в Фулеме. Джип взяла со спинки стула сумочку и положила в нее чековую книжку. Затем, стараясь не шуметь, подхватила зонтик от солнца и тихо притворила за собой дверь.

Быстрым шагом она направилась на Бейкер-стрит. Садовая шляпа подойдет к случаю, а вот перчатки придется купить в первом попавшемся магазине. Выбирая их, она на минуту позабыла о своих волнениях. Но стоило ей выйти на улицу, как горечь нахлынула с новой силой. Денек выдался пригожий, облака слепили своей белизной, со второго яруса автобуса Джип видела небо во всем его блеске. В памяти всплыл образ мужчины, поцеловавшего ее в руку у плеча на первом балу. А теперь это! В то же время к гневу примешивалось невольное сострадание и женская солидарность в отношении глупой девушки с леденцовым