За гранью. Поместье - Джон Голсуорси

ротиком, с которой так бессердечно обошелся ее муж. Эти чувства сопровождали Джип на всем пути до Фулема. Она сошла на ближайшем углу и по довольно широкой улице с узкими серыми домами добралась до дома номер 88. Стоя на выскобленном крыльце в ожидании, когда ей откроют, она чуть не повернула обратно. Зачем, собственно говоря, она сюда пришла?

Дверь открыла служанка в грязном платье. Старая баранина! В нос ударил застойный запах старой баранины – именно таким его описывала Дафна!

– Мисс… Дафна Глиссе дома?

Служанка тоном «чтоб вы все провалились», характерным для прислуги в небогатых домах, ответила:

– Да, мисс Дейзи дома. Она вам нужна? Как вас величать?

Джип протянула визитку. Горничная посмотрела на карточку, на Джип и перевела взгляд на две двери, выкрашенные в коричневый цвет, словно спрашивая: «Какая вам больше нравится?», потом открыла ту, что ближе, и сказала:

– Посидите пока. Я схожу за ней.

Джип вошла. Остановившись посредине комнаты, явно служившей столовой, она постаралась унять дрожь и головокружение. Стол, на который она оперлась ладонью, был покрыт грубым красным сукном – несомненно, чтобы бараний жир не оставлял пятен на деревянной поверхности. На буфете красного дерева расположились судок для приправ и зеленое блюдо с румяными яблоками. Перед камином стоял слюдяной экран в бамбуковой раме, разрисованный белыми и желтыми хризантемами, а в самом камине – ваза с пампасной травой, раскрашенной в алый цвет. Стулья с кроваво-красной обивкой, портьеры буровато-красного цвета, репродукции картин Ландсира[16] на стенах и… зеленые обои. Странный контраст красного и зеленого оскорблял эстетические чувства Джип, еще больше усиливая душевное смятение. Вдруг ее взгляд привлекла маленькая темно-синяя фарфоровая ваза. Она была пуста и стояла на черной подставке на каминной полке. В этой красно-зеленой комнате с вездесущим запахом старой баранины ваза показалась Джип приветом из другого мира. Ее определенно поставила сюда Дафна Глиссе, а не Дейзи Уэгги! Ваза почему-то растрогала Джип, показалась ей символом ущемленной красоты: всего того, что эта девушка пыталась излить перед ней в саду в тот августовский день почти год назад, – тонкий китайский фарфор хорошего качества, действительно очень красивый. Как такой вещи позволили нарушить дух этой комнаты?

Услышав вздох, Джип обернулась. Девушка стояла, прислонившись к двери спиной, с побелевшим лицом. Джип подумала: «Как ей сейчас плохо» – и, повинуясь импульсу, двинулась навстречу с протянутой рукой.

Дафна Глиссе выдохнула: «Ах, миссис Фьорсен!» – и, наклонившись, поцеловала руку гостьи. Джип заметила, что на ее новой перчатке осталось мокрое пятно от слез. Дафна снова привалилась спиной к двери, немного наклонив голову и выставив вперед ноги. Джип, понимая, чем вызвана ее поза, опять оказалась во власти двойственных чувств – негодования на мужчин и женского сочувствия к той, кому вскоре предстояло пережить все то, что недавно пережила она сама.

– Ничего, ничего, – ласково проговорила Джип. – Могу ли я что-то для вас сделать?

Дафна Глиссе закрыла бледное лицо руками и всхлипнула. Она плакала так тихо и горько, что Джип сама едва удерживала слезы. С таким отчаянием плачет существо, потерявшее надежду и силы, но главное – любовь; такой плач исторгает из опустошенной страдающей души лишь участие другого человека, разделяющего это чувство. Вместо радости или удовлетворения от восторжествовавшей справедливости Джип переполнял гнев на мужа, который воспользовался безрассудной страстью этой девушки ради собственного удовольствия и выбросил ее, как ненужную вещь. Джип воочию представила, как Фьорсен отталкивает это привязчивое кроткое существо лишь потому, что оно ему надоело, стала раздражать, как язвительными фразами побуждает Дафну отступить, бросая ее в одиночестве переживать последствия своей безоглядной любви. Джип робко погладила дрожащее плечо. На мгновение рыдания прекратились, и Дафна ломким голосом сказала:

– Ах, миссис Фьорсен, я так его люблю!

От этих наивных слов Джип разобрал смех, отчего по всему телу пробежала нервная дрожь. Дафна Глиссе это заметила и продолжила:

– Я понимаю… понимаю… это ужасно. Но это правда, а он… он…

Она снова тихо, надрывно зарыдала. Джип опять принялась поглаживать ее по плечу.

– Как ужасно я с вами поступила! Ах, миссис Фьорсен, простите меня ради бога!

Джип не нашлась что ответить и только пробормотала:

– Да-да, ничего страшного! Не плачьте, не плачьте!

Рыдания понемногу утихли, сменившись беззвучными содроганиями. Дафна по-прежнему, опустив голову, закрывала лицо руками. Джип замерла, словно в трансе. Несчастная девушка, красно-зеленая комната, запах вареной баранины – какая зловещая сцена!

Наконец Дафна немного приоткрыла лицо, ее губы больше не просили леденца.

– Он все время только вас и любит, – пробормотала она. – А вы его не любите, вот что странно. Я… я… не в состоянии этого понять. Ах, миссис Фьорсен, если бы я могла его видеть, хотя бы просто видеть! Он приказал больше не приходить, и я не осмеливалась. Я не видела его уже три недели – ровно с тех пор, как сказала ему об этом. Что мне делать? Что делать?

Мысль, что речь шла о ее муже, мало занимала Джип в этот момент. Она чувствовала безмерную жалость и одновременно безмерное презрение к женщине, готовой приползти на коленях к мужчине, так грубо ее оттолкнувшему. Джип, не отдавая себе отчета, выпрямилась и поджала губы. Дафна, следившая за ней в оба глаза, жалобно промямлила:

– У меня, видно, совсем нет гордости. Мне все равно, что он со мной сделает или что скажет, лишь бы я могла видеть его.

Презрение проиграло схватку состраданию.

– Сколько осталось ждать? – спросила Джип.

– Три месяца.

Три месяца жизни в таком отчаянии!

– Мне кажется, что я что-нибудь с собой сделаю. Я больше не могу танцевать, и они все знают. Это ужасно! Если бы я могла его видеть, я бы все перетерпела. Но знаю, знаю – я ему больше не нужна. Ах, миссис Фьорсен, лучше бы я умерла! Лучше бы умерла!

У Джип вырвался тяжкий вздох. Неожиданно наклонившись, она поцеловала девушку в лоб. От ее кожи и волос все еще исходил слабый аромат флердоранжа, как в тот день, когда она спросила, стоит ли ей влюбляться, и выпорхнула, как ночной мотылек из темноты под деревом на лунный свет, закружилась, затрепетала вместе с тенью, кружившей и трепещущей у нее под ногами. Джип отвернулась, почувствовав необходимость как-то разрядить обстановку, и, указав на вазу, спросила:

– Я уверена, что это вы ее сюда поставили. Какая красивая вещь!

Девушка поспешно ответила жалобным голосом:

– Ах, вам нравится? Возьмите ее себе. Вазу мне подарил граф Росек. – Дафна отодвинулась от двери. – Ах, папа идет. Сейчас будет здесь!

Джип услышала покашливание