Круг в огне: Рассказы - Фланнери О'Коннор

и только посмеялся, разозлив ее донельзя, над жгутом и всего-навсего смазал порез йодом, на пожилую женщину инцидент подействовал необратимо. Казалось, на ее плечи лег груз какой-то новой печали, и не только Томас был из-за этого рассержен, но и Сара Хэм, потому что это была, похоже, некая общая печаль, которая, как бы хорошо все в дальнейшем и для девчонки, и для сына ни сложилось, всегда найдет для себя новый предмет. Опыт знакомства с Сарой Хэм наполнил мать Томаса скорбью по всему мирозданию.

Наутро после того, как девчонка попыталась покончить с собой, мать прошла по всему дому, собрала все ножи и ножницы и положила в ящик под замок. Опорожнила в туалете бутылку с крысиным ядом, подняла с кухонного пола таблетки от тараканов. Потом пришла к Томасу в кабинет и шепнула ему:

– Где его пистолет? Я хочу, чтобы ты его запер.

– Пистолет у меня в ящике стола, – проревел Томас, – и я не стану его запирать! Если она застрелится, только лучше будет!

– Томас, она тебя услышит!

– И пусть услышит! – рявкнул Томас. – Ты прекрасно знаешь, что убивать себя она не намерена! Ты прекрасно знаешь, что такие, как она, никогда этого не делают! Ты прекрасно…

Мать выскользнула за дверь и закрыла ее, чтобы его не слышно было снаружи. И тут к нему в комнату вкатился смех Сары Хэм – она стояла в коридоре, совсем близко.

– Ха-ха, Томси увидит! Я убью себя, и он пожалеет, что такой был ко мне неласковый! Я из его собственного пистолетика, из его леворверчика с перламутровой рукояточкой! – прокричала она, а напоследок громко, мучительно захохотала на манер киношного чудища.

Томас скрипнул зубами. Выдвинув ящик письменного стола, он нащупал пистолет, доставшийся ему в наследство от старика, который считал, что заряженное оружие должно быть в каждом доме. Однажды ночью старик всадил две пули в бок какому-то бродяге, но Томас на спусковой крючок ни разу не нажимал. Он задвинул ящик; он не боялся, что девчонка застрелится. Такие, как она, изо всех сил цепляются за жизнь, они способны из всего, что происходит, извлекать театральные выгоды.

Кое-какие идеи насчет того, как от нее избавиться, приходили ему в голову, но их моральная окраска говорила о том, что это плоды отцовского образа мыслей, и Томас их отбрасывал. Сделать так, чтобы ее опять посадили, он не мог, пока она не совершит чего-нибудь незаконного. Старик без зазрения совести напоил бы ее, посадил за руль своей машины и отправил по шоссе, предупредив дорожный патруль, но Томас считал это для себя морально неприемлемым. Идеи между тем продолжали возникать, одна другой возмутительней.

Надежды на то, что девчонка возьмет пистолет и выстрелит в себя, у него не было ни малейшей, но позже в тот день, когда он проверил ящик, пистолета там не оказалось. Его кабинет запирался только изнутри. По поводу пистолета он не беспокоился, но то, что Сара Хэм запустила пальцы в его стол, шарила среди его бумаг, привело Томаса в ярость. Теперь даже его кабинет был осквернен. Единственным не тронутым ею местом была его спальня.

И вот она ночью в нее вошла.

Утром он не сел завтракать. Стоя подле своего стула и глядя на мать, которая пила кофе с таким видом, словно она одна в комнате и испытывает великую боль, он предъявил ей свой ультиматум.

– Я терпел это, – сказал он, – долго терпел, сколько было сил. Мне совершенно ясно, что я тебе безразличен, что тебе безразличны мой покой, уют, условия для работы, а раз так, я готов к единственному шагу, какой мне остается. Даю тебе еще один день. Если опять привезешь сюда эту девку сегодня, я уйду. Так что выбирай: либо она, либо я.

Он не все высказал, что хотел, но голос ему изменил, и он вышел. В десять часов мать и Сара Хэм уехали.

В четыре он услышал скрип колес по гравию и кинулся к окну. Машина остановилась, и пес вскочил на ноги, его тело заходило ходуном от волнения.

Томас не в силах был сделать первый шаг в направлении стенного шкафа в коридоре, где мог быть чемодан. Он был подобен человеку, которому дали скальпель и сказали, что он должен прооперировать себя, если хочет жить. Его громадные ладони беспомощно сжались в кулаки. В лице была сумятица нерешительности и возмущения. Его бледно-голубые глаза, казалось, источали пот в раскаленных глазницах. Он закрыл их на мгновение, и на изнанке век возник его отец, старик зыркнул на него искоса. «Идиот, – прошипел старик, – идиот! Преступная сучка стащила твой пистолет! К шерифу иди! К шерифу!»

Чуть погодя Томас поднял веки. Он был, казалось, по-новому ошеломлен. Простояв все на том же месте еще минуты три или больше, он медленно повернулся в сторону двери, как ложится на противоположный курс массивное судно. После этого еще немного постоял, затем вышел, в каменном лице была решимость перетерпеть тяжелое испытание.

Он не знал, где ему удастся найти шерифа. Шериф сам себе устанавливал правила и рабочие часы. Томас первым делом поехал к тюрьме, где был его кабинет, но там шерифа не оказалось. Он пошел к зданию суда, и дежурный сказал ему, что шериф в парикмахерской напротив. «А вон помощник, видите?» – проговорил дежурный и показал в окно на крупного мужчину в клетчатой рубашке, который стоял, прислонясь к полицейской машине, и глядел в пространство.

– Мне шериф нужен, – сказал Томас и отправился в парикмахерскую. При всем своем нежелании иметь дело с шерифом он понимал, что это человек по крайней мере неглупый, не просто гора потного мяса.

Парикмахер сказал, что шериф только что вышел. Томас двинулся назад к зданию суда и, перейдя улицу, увидел худощавую, сутуловатую фигуру. Шериф, судя по его жестам, что-то сердито внушал помощнику.

С агрессивностью, вызванной нервным возбуждением, Томас приблизился к ним. В шаге от шерифа резко остановился и обратился к нему непомерно громким голосом:

– Могу я с вами переговорить?

Он даже не добавил: «Мистер Фэрбразер»[11].

Фэрбразер повернул резко очерченное морщинистое лицо ровно настолько, чтобы Томас попал в поле зрения, и помощник сделал то же, но оба молчали. Шериф снял с губы крохотный окурок сигареты и уронил под ноги.

– Делай, как я сказал, – бросил он помощнику. Потом двинулся с места, легким кивком показав Томасу, чтобы шел следом, если есть к нему дело. Помощник приниженно обогнул полицейскую машину и сел в нее.

Фэрбразер, за которым следовал Томас, зашагал через площадь перед