Круг в огне: Рассказы - Фланнери О'Коннор

Томас начал как попало объяснять, что ему нужно. Он не успел подготовиться, подобрать слова, и выходило не очень-то связно. Наконец, повторив одно и то же несколько раз и так и сяк, он высказал, что хотел. Когда кончил, шериф по-прежнему стоял, наклонившись к нему под небольшим углом и не глядя ни на что в особенности. Он оставался в таком положении и ничего не говорил.

Томас начал сызнова, медленно и сбивчиво, и Фэрбразер слушал некоторое время, потом сказал:

– Она, стало быть, у нас по первости была.

После этого позволил себе медленную, морщинистую, всезнающую полуухмылку.

– Я тут ни при чем, – сказал Томас. – Это все моя мать.

Фэрбразер присел на корточки.

– Она хотела помочь девчонке, – сказал Томас. – Не понимала, что помочь ей нельзя.

– Откусила, значится, сколько не прожевать, – раздумчиво прозвучало внизу.

– Она к сегодняшнему отношения не имеет, – сказал Томас. – Она и не знает, что я здесь. Девчонка с пистолетом, это опасно.

– Он, – сказал шериф, – ничему не давал расти у себя под ногами. Особливо что баба посадила.

– Она убить кого-нибудь может из этого пистолета, – вяловато промолвил Томас, глядя вниз, на круглую тулью техасской шляпы.

Последовало долгое молчание.

– Где он у нее? – спросил Фэрбразер.

– Не знаю. Она спит в комнате для гостей. Должен быть там – скорее всего, в ее чемодане.

Фэрбразер опять погрузился в молчание.

– Вы могли бы обыскать эту гостевую комнату, – напряженным тоном предложил Томас. – Я могу поехать домой и оставить входную дверь незапертой, вы тогда тихо вошли бы, поднялись бы наверх и обыскали ее комнату.

Фэрбразер повернул голову так, что глаза теперь напрямик уставились Томасу в колени.

– Вы, вижу, точно знаете, как тут быть, – сказал он. – Работами не хотите махнуться?

Томас ничего на это не ответил, потому что ничего не приходило в голову; но он упрямо ждал. Фэрбразер отлепил от губы окурок и бросил в траву. Позади него на ступеньках суда несколько прислонившихся бездельников, которые стояли левее двери, перешли вправо, куда сместилось солнечное пятно. Из одного из верхних окон вылетел и поплыл вниз смятый лист бумаги.

– Я буду часикам к шести, – сказал Фэрбразер. – Дверь, стало быть, отоприте, и под ногами чтоб не путались у меня – ни сам, ни эти две тоже.

Томас, желая сказать «спасибо», испустил шершавый звук облегчения и пошел по траве прочь, как выпущенный на свободу. Слова «ни эти две тоже» засели у него в мозгу занозой. Тонкое оскорбление, нанесенное матери, задело его сильней, чем все намеки Фэрбразера на его собственное неумение навести порядок. Когда он садился в машину, его лицо внезапно вспыхнуло. Он что сейчас сделал – отдал родную мать шерифу на посмешище? Предал ее, чтобы избавиться от потаскушки? Нет, нет. Он мигом увидел, что это не так. Он действует ради ее же блага, избавляет ее от паразитки, которая разрушает покой их жилища. Он запустил мотор и быстро поехал домой, но, свернув на подъездную аллею, решил остановиться не доезжая до дома и неслышно войти через заднюю дверь. Он тихо поставил машину на траве и, описывая по траве полукруг, обогнул дом. Небо было в полосах горчичного цвета. На коврике у задней двери спал пес. Почуяв хозяина, он открыл один желтый глаз, взглянул на него и снова опустил веко.

Томас вошел в кухню. Она была пуста, и тишина в доме заставила его услышать громкое тиканье кухонных часов. Без четверти шесть. Он торопливо миновал на цыпочках коридор и отпер переднюю дверь. Потом немного постоял, вслушиваясь. Из-за закрытой двери гостиной доносился негромкий храп матери, и он заключил, что она, вероятно, заснула за чтением. По другую сторону коридора, в шаге от двери своего кабинета, он увидел на спинке стула черное пальто потаскушки и ее красную сумочку. Слышно было, как наверху льется вода, – видимо, она моется.

Он вошел в свой кабинет, сел за письменный стол и стал ждать, недовольно замечая, что его то и дело пробирает дрожь. Так, в бездействии, просидел минуту или две. Потом взял ручку и начал рисовать квадратики на конверте, который лежал на столе. Посмотрел на свои часы. Без одиннадцати шесть. Немного погодя просто так, от нечего делать выдвинул средний ящик стола. Несколько секунд пялился на пистолет неузнающим взглядом. Потом, охнув, вскочил. Она положила его обратно!

«Идиот, – прошипел его отец, – идиот! Иди, сунь его ей в сумочку. Не стой столбом. Иди, сунь его ей в сумочку!»

Томас стоял и смотрел на открытый ящик.

«Балбес! – кипятился старик. – Быстро, пока есть время! Иди, сунь его ей в сумочку».

Томас не шевелился.

«Дебил!» – бушевал отец.

Томас взял пистолет.

«Живей, живей», – командовал старик.

Томас двинулся вперед, держа пистолет на отлете. Открыл дверь кабинета и посмотрел на стул. Черное пальто и красная сумочка – вот они, только руку протянуть.

«Поторопись, дурья башка», – сказал отец.

Из-за двери гостиной долетали еле слышные всхрапывания матери. Они, казалось, отсчитывали ход какого-то другого времени, которое не имело ничего общего с мгновениями, оставшимися Томасу. Других звуков не было.

«Быстрей, дебил, пока она еще спит», – сказал старик.

Храп прекратился, и Томас услышал скрип диванных пружин. Он схватил красную сумочку. На ощупь ее поверхность была как человеческая кожа, и, открыв сумочку, он ощутил отчетливый запах девчонки. Морщась, сунул пистолет внутрь и отступил. Его лицо горело безобразной тусклой краснотой.

– Что это Томси мне в сумочку подкладывает? – подала она голос, и ее довольный смех покатился вниз по лестнице. Томас резко обернулся.

Она была на верхних ступеньках, спускалась на манер манекенщицы на подиуме: одна голая нога из-под кимоно, за ней другая, и так далее, в легко уловимом ритме.

– Томси нехорошо себя ведет, – сказала она с хрипотцой в голосе. Сойдя вниз, бросила на Томаса, чье лицо было уже не столько красным, сколько серым, косой взгляд победительницы. Потянулась к сумочке, открыла ее пальцем и уставилась на пистолет.

Дверь гостиной отворилась, и в коридор выглянула мать.

– Томси мне в сумку пистолет подбросил! – завопила девчонка.

– Глупости какие, – сказала его мать, зевая. – Зачем Томасу могло понадобиться положить в твою сумочку пистолет?

Томас стоял слегка сгорбившись, кисти его рук беспомощно свисали от запястий, как будто он только что вытащил их из лужи крови.

– Не знаю зачем, – сказала девчонка, – но подбросил, факт.

И принялась обходить Томаса, уперев руки в бедра и вытянув шею вперед; ее интимная улыбка