Отвлекаясь - Федерика Де Паолис

Виола открыла дверь и вышла из ванной: ее сердце бешено громыхало в груди; оно колотилось целый день без передышки, она чувствовала, как оно пульсирует в левой половине груди, сначала оно билось четко, потом все скорее и наконец очень быстро. Новое пари вызвало очередной болезненный приступ сердцебиения. Прежде чем войти в гостиную, она сделал глубокий вдох, закрыла глаза и нащупала дверной проем, а когда открыла глаза, Ивана на месте не оказалось, он стоял у книжного шкафа, распахнув окно и выпуская на улицу дым. Виола испытала нежданное облегчение, ноги у нее стали ватными, дыхание – прерывистым.

– Это вы где? – спросил Иван, указывая на фотографию на полке книжного шкафа: на снимке, сделанном несколько лет назад, они с Паоло были в шортах и ярких майках, с рюкзаками на загорелых плечах.

– На острове Эльба, это наш первый летний отпуск.

– На Эльбе? Ни фига себе! Моя девушка очень хочет туда поехать.

– Да, там красиво, остров большой.

– Слушай, а как вы познакомились? – Он выдохнул мощную струю дыма, длинный серый туннель.

– На ужине у друзей.

– И сразу же стали жить вместе?

– Да, сразу же.

– Я знаю, что у Паоло до тебя… Так, ничего особенного, он и года не продержался.

– Да, он кое-что мне рассказывал.

– Была одна девушка из магазина, кстати красивая, она по нему сохла. Ты представить себе не можешь, как сильно он ее зацепил. Вывернул наизнанку, как носок.

О девице из магазина она слышала впервые, Паоло не распространялся о своем романтическом прошлом, зато Виола охотно о нем рассказывала. Он слушал ее, иногда просил опустить некоторые (слишком интимные) детали, хотя в глубине души понимал, что эти подробности порой необходимы. Прошлое Виолы было словно выстроено по шаблону: пылкая влюбленность – измена, всякий раз одна и та же история, одни и те же действия по принципу «клин клином вышибают». Стоило только Виоле почувствовать, что напряженный интерес к ней ослабевает, как она начинала искать его в другом месте. Казалось, она признавалась во многих изменах, чтобы предотвратить одну-единственную. Виола никогда ни с кем не была такой прямой и честной. Вероятно, таким способом она старалась предостеречь его, а заодно и искупить свою вину. Не исключено, что она впадала в излишнюю откровенность, невольно следуя примеру своей матери. Хотела выплеснуть наружу свои грехи, предупредить о том, что способна лгать, вводить в заблуждение, за один день переспать с двумя разными мужчинами.

Паоло, судя по всему, не был потрясен ее рассказами и не ревновал ее к прошлому, в то время ощущение собственной исключительности опьяняло его и делало неуязвимым. Паоло и Виола принадлежали друг другу и были недосягаемы для соблазнов, приходивших извне. Их общение с другими людьми практически сошло на нет, и, если они замечали, что кто-то проявляет интерес к одному из них (даже если это был просто озорной взгляд из толпы), они в лучшем случае начинали волноваться, а в худшем – бежали от греха подальше. Единственная жестокая ссора на почве ревности разгорелась между ними из-за забывчивости Паоло: он не рассказал Виоле о единственной ночи с девушкой (он даже не мог вспомнить ее имени), с которой Виола была знакома. Она пришла в ярость и обвинила Паоло в том, что он поставил ее в ужасное положение, что не посвятил в эту историю и тем самым продемонстрировал, сколь дорога ему другая женщина.

– О чем ты говоришь? – защищался Паоло. – Перепихнулись, и до свиданья…

Его постигла тяжкая кара: Виола пропала на трое суток, бесследно исчезла, выключила телефон, растворилась в собственной ярости. Когда она вернулась, Паоло, хоть и считал, что не сделал ничего плохого, свернулся калачиком, прижавшись к ее животу, и попросил больше не исчезать, никогда не исчезать. Если ей так уж необходимо знать, с кем он был, достаточно одного поцелуя, и он немедленно выложит всю правду. Виола извинилась, коснулась пальцами его лба, попросив простить ее, и дело было закрыто.

С тех пор у них не было поводов для ссор, но тут появилась Дора. Отныне недомолвки Виолы приобрели новый смысл. Ветер ревности крепчал. Он уже не сквозил через крошечную щелочку, а задувал в широко распахнутое окно: рассказы Виолы об изменах превратились из трогательных признаний в весомые доказательства ее двуличия, ее лживости и змеиного коварства. Ее истории посеяли семена, из которых выросли огромные ядовитые побеги. Виола, как положено по сценарию, начала недоговаривать, скрывать, врать; это давалось ей легко, ее не мучили угрызения совести ни прежде, когда она изменяла по необходимости, ни теперь, когда речь шла о Доре, ведь она не делала ничего плохого и в данный момент очень нуждалась в этих отношениях, а если Паоло этого не понимал, тем хуже для него. Порой проще увильнуть, чем объясняться.

Однако сегодня, когда она считала, что любовь закончилась, настал ее черед страдать, ревность постучалась в ее дверь, и причиной ее стала Сара Пьянджаморе: Виола никогда ее не видела, но она представлялась ей физиологическим последствием их с Паоло отношений. Очевидно, он должен был отправиться на поиски хоть капли тепла и любви. Она не изменяла ему, но не из уважения, а потому, что у нее не осталось сил. Она считала это одним из явных проявлений своей депрессии: этот вопрос они проработали с ее психотерапевтом вдоль и поперек.

Она удивилась тому, что слова Ивана о давнем романе Паоло задели ее за живое, у нее сжалось сердце и скрутило живот: «Была одна девушка из магазина, кстати красивая, она по нему сохла. Ты представить себе не можешь, как сильно он ее зацепил. Вывернул наизнанку, как носок». Она вообразила его с секретаршей – как он вывертывает ее наизнанку, словно носок, как трахает ее в офисе, в туалете, совсем как Чезаре Катю (в ее фантазиях все эти соития почему-то происходили сзади).

– Эй, ты что, расстроилась? – встревоженно спросил Иван. – У тебя такое лицо! Вио, это было лет десять назад, а то и больше.

– Ну да, конечно, и тем не менее…

– У тебя такое же лицо, как у моей девушки, когда она ревнует меня и у нее едет крыша.

– Правда?

Виола опустила глаза, ей стало стыдно.

– Послушай, Паоло от тебя без ума, Чезаре с Ренатой твердят об этом с утра до вечера, они знают, что ты изменила его жизнь. Знаешь, он ведь со мной не разговаривает, потому что терпеть меня не может, но, когда ты забеременела, он пришел в магазин сообщить родителям и впервые в жизни меня