Отвлекаясь - Федерика Де Паолис

– Папа сказал мне то же самое.

Собака залаяла так громко, что Паоло вообще перестал слышать Марганти.

– Аргон, сволочь, заткнись, или я тебя пристрелю!

– Он сказал, что, по его мнению, несчастный случай с Виолой был вовсе не несчастным случаем, что кто-то это сделал по их приказу… – с трудом проговорил Паоло; слова застревали у него во рту.

– Да ладно, какая фигня! Я сам на них вышел, давай об этом не забывать. Мы начали все это гораздо раньше. Разве ты не помнишь? Связались с ними, когда вы узнали, что ждете близнецов. Это и стало отправной точкой, а вовсе не несчастный случай.

– Ты прав, – пробормотал Паоло.

– Что с тобой такое? У тебя странный голос.

– Думаю, у меня температура. Сегодня был трудный день.

– Да, но тебе нужно сохранять ясный ум. А теперь послушай меня. Не дай этому надутому пузырю задурить тебе голову. На сей раз ему придется за все заплатить. На сей раз это ему с рук не сойдет. Паоло, он хотел тебя запугать. Нет, ты смотри, что выдумал! Что они сбили машиной твою жену, чтобы впутать тебя в свою игру! Полная чушь. Но вот в чем беда: если сейчас мы свалим вину на них, то нелепые фантазии Папы станут реальностью. Так что будь добр, последуй моему совету: отключи телефон, тихо проведи выходные, а в понедельник утром мы с тобой пойдем к адвокату – к Скарпинати, он лучший в этой сфере, и докажем, что ничего не делали по собственной инициативе, а только по распоряжению Этторе Папы, – тогда и посмотрим, что дальше будет. Тебе ясно?

– Да, ясно, – сказал Паоло.

Однако ничего ему не было ясно, от него ускользали многие детали.

– Увидимся в воскресенье, часов в шесть, и я еще раз все подробно тебе объясню, есть у меня кое-какие материалы, из-за которых он окажется в заднице, но, если он вобьет между нами клин, нам кранты. Ты это понимаешь?

– Да-да, я понял.

– Прими аспирин, Паоло, ты мне нужен живым и здоровым. Полный вперед!

«Полный вперед!» – прошептал он, как будто был на последнем издыхании. Он убрал телефон и закрыл глаза. Конечно, все так. Он не способен сложить два и два. Марганти прав: отправной точкой стало известие, что у них будут близнецы. Он правильно сказал, сопоставил время, вспомнил, что, хотя Паоло нужны были деньги, поначалу он не очень хотел вступать в дело, однако оплодотворение стоило дорого, а Виола зациклилась на этой клинике. Они так и ходили туда, в этот центр репродукции, пока у нее не случился выкидыш; в конце концов она возненавидела это заведение – притон феминисток, проповедующих шанти, где ей давали низкие дозы гормонов, вечно смотрели на него как на постороннего, как будто их общие с Виолой неудачи его вовсе не касались; с ним не удосужились обсудить ни что они собирались предпринять, ни каким образом ее лечить, ни как справляться с болью, которая была и его болью тоже. Нет, в храм женщин мужчины не допускались, отцы словно вовсе не существовали, они нужны были только для того, чтобы платить деньги и искать место для парковки.

Когда они потеряли ребенка, и Виола целыми днями валялась на диване, он остался один и пустился в автономное плавание. Тогда он и нашел Fertilab в Барселоне, великолепный центр, где применяли более агрессивное лечение, выставляли пугающие счета, зато результаты были соответствующие. Виола не хотела ехать, сказала, что закрыла этот вопрос. День за днем проходили в ссорах, спорах, омрачались взаимными обидами. Паоло не переставая ее провоцировал, твердил, что ей не хватает упорства. Она должна прислушаться к его словам, потому что родить ребенка вполне реально, если она его действительно хочет. Эта затея напоминала скорее азартную игру, чем исполнение желания. К тому же они оба осознавали, что все разделявшее их сможет невероятным образом склеиться. Их клетки, которые не желали сцепляться естественным путем, будут наконец соединены, и тогда они сами сумеют управлять своей любовью, растоптанной поражениями, сломленной потерями, но не исчезнувшей совсем, а спрятавшейся где-то у них под простынями. Спустя два месяца Виола дала согласие. Однажды утром поднялась, принесла ему кофе в постель, сказала: «Поедем. Мне приснился сон…» – и глаза ее засветились по-новому.

Они полетели в город Гауди.

Им пришлось пройти долгие неприятные процедуры с непредсказуемым результатом. Врачи извлекли шесть яйцеклеток, получили четыре эмбриона. Для них, обычно довольствовавшихся одним ооцитом, это была волшебная цифра. Они вернулись в Италию, а потом вновь уехали в Барселону на подсадку. Атмосфера была напряженная, они почти не разговаривали, но Паоло сжимал ее руку, когда они сели в самолет, у двери в операционную и потом, когда она очнулась от наркоза. Забытые жесты вернулись к ним вновь в этой солидной клинике, в чужой стране, когда у них осталась только надежда. Даже из этих кратких прикосновений родился огонь, и впервые во время забора спермы он мастурбировал, думая о ней. Сидя в кресле в белой, залитой холодным светом комнате с кактусом и кипой порнографических журналов, он закрыл глаза и представил себе Виолу. Голую, в кабинете Гримальди, в кресле профессора, с раздвинутыми ногами… Она звала его, выкрикивала его имя, она его хотела. Обещала рай. Прежде всего эта картина подарила ему абсолютную уверенность в том, что на этот раз у них все получится; Виола тоже отбросила унылую покорность, и, хотя ей трудно было побороть отчаяние, с которым она приехала в Испанию, она улыбалась.

В тот день, когда должны были прийти результаты, он поехал в офис. Они получили заключение по электронной почте и ждали звонка доктора по скайпу. Показатели были очень высокими, они никогда таких не видели; однако ни у одного из них даже не возникало мысли, что в животе у Виолы могут жить два близнеца, несмотря на то, что после лечения такая возможность была вполне реальной. Потом они слушали врача и улыбались. Все время улыбались. Когда разговор был окончен, все словно повисло в воздухе. Новость была столь неожиданной, что вызвала у них странную реакцию. Не ощущение победы, а чувство неизвестности.

– Двое? Двое – это многовато…

Это первое, что сказала Виола. И немедленно стала оправдываться, попросила его подождать и не радоваться раньше времени. Им еще предстояло пережить три месяца. Потом она тихонько скользнула в спальню, легла на кровать и уснула, свернувшись калачиком. Паоло не произнес ни