Отвлекаясь - Федерика Де Паолис

– Я и правда очень сожалею. А что касается этого досадного недоразумения, то я, знаешь ли, ничего не сказала из чувства стыда, короче говоря… Но Виола мне очень нравилась, она… она необычная девушка, – проговорила Виттория, откинув волосы с лица.

– Думаю, это я не справился, – еле слышно произнес Паоло, сдерживая охватившее его бешенство.

Он сидел здесь, в этом баре, насквозь промокший от дождя, с девушкой-планктоном, кутавшейся в синее в елочку кашемировое пальто, у которой на руке висел зонтик, в ушах блестели жемчужные сережки, а в глазах светилась жалость, и от этого его трясло как в лихорадке. Она была последним человеком на свете, с кем ему хотелось встретиться. Если для Виттории эта история была всего лишь misunderstanding (какое отвратительное определение), для Паоло она превратилась в кошмар.

Он хотел, чтобы Виола восприняла его слова как малозначащее признание, как попытку выйти из тупика, в котором он не хотел оказаться, однако реакция Виолы была ужасной. Она обвинила его в том, что, промолчав, он предал ее, что он разрушил их с Витторией дружбу. Ему следовало рассказать обо всем сразу. И она исчезла на три дня, но прежде под его испуганным взглядом позвонила Виттории и обрушила на нее поток оскорблений. Эта совершенно дикая реакция показала, что отныне ему действительно придется молчать, потом Виола вернулась, и им обоим еще долго пришлось зализывать друг другу раны. Виттория стала только предвестником: это мелкое событие предупреждало о худшем. Эта сторона натуры Виолы, неукротимая, яростная, до того дня ни разу не проявлялась. Они поставили крест на этой истории, однако имя Виттории впоследствии всплыло вновь и отныне сопровождало имя Доры во время каждой ссоры: «Почему ты никогда не ревновал меня к Виттории? Вы злорадствовали, когда я ходила с ней обедать. Ну конечно, ты же ее трахнул. Ты так радовался, что у меня появилась новая подруга. Потому что она принадлежала тебе, да? В отличие от Доры. Чего ты боишься? Знаешь, кто ты такой? Мелкий человек, вот ты кто!»

Имя этой женщины, только что спросившей его, помнит ли он ее, звучало в его жизни миллион раз, оно вызывало у него приступы тошноты, оно служило фундаментом, на который Виола нагромождала самые возмутительные обвинения, самые мерзкие оскорбления.

– Спасибо, Виттория, очень мило с твоей стороны. А теперь извини, мне пора…

– Да-да, конечно, – с готовностью ответила она и надела шляпу.

Паоло не дал ей времени что-либо еще сказать, нырнул в проем дверей и торопливо зашагал к площади под дождем, промочившим его до костей. Он не знал точно, куда ему идти – домой, к Виоле и Ивану, или в церковь, или к карабинерам. Было семь пятнадцать вечера, и Паоло не мог понять, почему ему никто не звонит. Он спрятался на крыльце, под крышей, и сел на ступеньку. Достал мобильник и пролистал сообщения от Марганти. В одном из них увидел номер телефона – и никаких объяснений, указаний, ничего. Это был явно не сотовый номер, со странным префиксом. Он набрал этот номер и стал ждать, но не услышал никакого сигнала. Тогда он позвонил Саре, та не ответила. Он развязал и снял ботинок, носок был мокрый, хоть выжимай, он стянул его с ноги, пошевелил пальцами и обхватил рукой ступню, она согрелась от тепла ладони, он попытался подтянуть ногу повыше, к паху, но у него никак не получалось. Зазвонил мобильник, высветился незнакомый номер.

– Паоло, это я, Джулио.

– Джулио, – выдохнул Паоло.

– Ты где?

Паоло огляделся по сторонам, он сидел сбоку от входной двери, рядом с двумя велосипедами на стойке, на стене дома красовалась надпись: «Желаю тебе избавиться от того, о чем никому не расскажешь».

– Я недалеко от дома, а ты?

– Я в Сакрофано, здесь телефон не берет, мне нужно пару дел уладить, причем до понедельника. В понедельник разверзнется ад, ты в курсе?

В трубке послышался собачий лай. На прибыль от мусорной схемы Паоло старался удовлетворить их с Виолой жизненные потребности, а Марганти вложил все деньги в питомник питбулей: эти собаки были его излюбленным хобби, и, разводя их, он получал приличный доход.

– Я встречался с Папой, – резко бросил Паоло, чтобы застать его врасплох.

– Вот дерьмо! Сам поджег завод на Фламинии, а теперь хочет перевести стрелки на калабрийцев, понимаешь? Не слушай его, Паоло, он тащит нас за собой в такую жо… будь осторожен, ладно?

Паоло на секунду подумал о Виоле, о ее провалах в памяти: у него возникло стойкое ощущение, что у него ничего не складывается в голове, она просто болит, ему холодно, страшно, он не в состоянии сложить два и два. Вероятно, у него температура.

– Джулио, он столько всего наговорил. Много крайне неприятных вещей.

– Каких, например?

– Э-э… что ты воспользовался прямыми контактами с ними и выручку делил не поровну.

– Ну, разумеется, старый хрен начал новую игру – старается стравить нас, причем довольно примитивно, по-моему. Подумай хорошенько, Паоло, включи мозги. В данный момент ты работаешь на него, и, если пойдешь за ним, он сможет спасти свою задницу. Впрочем, как обычно…

– Зачем ты ему все рассказал?

– Я? Ты что, обкурился? Аргон, ко мне! Лежать. Извини, тут у меня вожак… Аргон! Тихо! – Вой пса звучал в телефонной трубке, как человеческий крик. – Паоло, ни хера я ему не говорил, они и так все знали, причем во всех подробностях, и знаешь, что мне сказал Гримальди? Что это ты все им разболтал. Но я же не идиот.

– А как они сумели все разузнать за полдня?

– Я приехал на завод сегодня днем. Мозе, управляющий, признался мне, что Папа уже год как в курсе дела. Если бы они не смотрели на все это сквозь пальцы, у них сейчас не было бы свободы для маневра.

– Целый год?

– Да. Впрочем, если люди на заводе больше зашибают и лучше жрут, это для Папы только плюс, особенно с тех пор, как Помеция под арестом, ты меня понимаешь?

– Да, понимаю. Потом он еще упомянул Сару.

– Старый хрен сделал вид, будто он не при делах. По сути, для него ничего не изменилось, разве нет? Наша схема для него такая мелочь… Что касается Сары, то сегодня они раскололи ее, как орех, но не исключено, что девчонке просто доплачивали, чтобы она следила за нами.

– Иди ты!

– Так оно и есть, и сегодня он все обернул в свою пользу. Он возлагает вину на калабрийцев, снова открывает завод в Помеции, и вуаля! Но я ему