Москва, Адонай! - Артемий Сергеевич Леонтьев

в загородный дом и занялся ее перевоспитанием. Чтобы девочка не сбежала, побрил ее наголо и густо намазал всю голову зеленкой. Никаких грязных намерений у него не было, не касался девочки и пальцем, смотрел на нее почти как на дочь – одел, нанял репетиторов, возил к психологам. Зеленка была совершенно безграмотна и неразвита, а вместе с тем одержима жаждой бесконечного секса, олигарх запирал ее в четырех стенах, наблюдая за буйными истериками, припадками и постоянной мастурбацией. Через два года не просыхавшие прежде родители-алкоголики по неизвестной причине вдруг спохватились и, угрожая судом, добились возвращения дочери в отчий дом. Лиза отрастила волосы и вернулась на панель, только на этот раз предпочитала работать в ресторанах, куда приходила с подругами и ждала, когда их начнут снимать подвыпившие гости.

Другая проститутка, также не переносившая Арину на дух – «Машка-кислотница» с пирсингом в языке и левой ноздре относилась ко второй категории. Она одевалась, как рэпер-пацанка со стильной короткой стрижкой и волосами, крашенными в ослепительно-ядовитую фуксию. Работала она под ЛСД, стабильно закидывая в себя по четвертинке, а то и по половинке бумажной марки, пропитанной раствором. Галлюцинации и плавающие, упругие стены не только не мешали ей работать, но превращали постельную рутину в чувственное сновидение. Кислотница любила кататься по ночной Москве за рулем своего черного гелендвагена и под грохот колонок мотать розовой макушкой в спортивной шапочке – со стороны она походила на плюшевую собачку-присоску, болтающуюся под лобовым стеклом. Другие проститутки не понимали, как Машка может идти к клиентам под ЛСД. В основном они употребляли кокаин или амфетамин, вызывающие чувство бодрости и прогонявшие сонливость, иные предпочитали экстази, дававшее состояние сильнейшей эйфории часа на четыре.

«Марине-пенсионерке» было сорок, предпочитала водку с томатным соком. Еще на волне вдохновленных фильмом Тодоровского интердевочек, прошла закалку 90-х и не стала менять свой стиль, продолжая носить колготки в крупную сетку и кожаные перчатки с обрезанными пальцами – этим, собственно, и брала, давая возможность поностальгировать вчерашним малиновым пиджакам о постсоветской шальной России-бесприданнице. Пенсионерка со стахановской стабильностью, как лошадь извозчика, обслуживала иногда по семь клиентов за ночь, так что в скором времени купила трехкомнатную квартиру, кроссовер и устроила сына в элитную гимназию.

«Даша-стрипка» – жена клубного диджея – одно время просто танцевала, оправдываясь перед мужем тем, что для нее это исключительно творческий, платонический процесс, потом, соблазненная легким и очень прибыльним образом жизни девочек, уволилась, чтобы избавиться от контроля со стороны благоверного, и подалась в гостиницу, буквально перепрыгивая из номера в номер, дабы накопить денег на свою заветную мечту – силиконовую грудь и пластику носа.

Линда-трансвестит: истинная арийка, характер – нордический, выдержанный. С товарищами по работе поддерживала хорошие отношения. Безукоризненно выполняла свой служебный долг. Беспощадна к врагам Рейха. Связей, порочащих ее, не имела… Сделала себе операцию, потому что за время своей гетеросексуальной карьеры решила, наконец, поработать для души. Пичкалась стероидами и все свободное время не вылезала из качалки – походила на бодибилдера-любителя: ее частенько выдергивали для бисексуальных забав.

Голубоглазая милашка Анюта, похожая на добрую Настеньку из советского фильма «Морозко», начинала как актриса. Правда, ее театральный сезон длился только с декабря по январь – Анюту почему-то всегда приглашали лишь на роль снегурочки или новогодней елки. Дальше этих исключительно сезонных амплуа Анюта не продвигалась – театральные подмостки ощерились и не пускали ее глубже. Может быть, именно поэтому в дальнейшем Анюта так ненавидела Новый Год. Вне своего полуторамесячного театрального сезона она подрабатывала няней, официанткой или хостес. И все бы ничего (полтора месяца репетиций и актерских блистаний раз в году вполне бы могли удовлетворить Анюту), но с 2014-ого на 2015-ый год елочка, то есть Анечка сильно пристрастилась к кокаину, а там и к герычу-горынычу – этот сезон стал последним в ее и без того немногословной карьере: во время спектакля у слишком разогнавшейся елочки случился передозняк, она затряслась как при эпилепсии, а затем облевала желчной пеной, перемешанной с кровью, перепуганных до усрачки детей – после всего этого театральная карьера как-то сама собой сошла на нет. Анюту откачали, она прошла курс реабилитации, чуть оклемалась и подалась сначала в массажистки мужского салона, а затем и в стриптиз…

Интерлюдия

Под ногами коричневая керамическая плитка – неизменная, извечная плитка Всея Руси – равносторонние работяжки-квадратики, многое повидавшие своей безмолвной невзрачностью и многое испытавшие на своей шершавой дерюге: такие кладут в душевых кабинах казарм, на казенные кухни столовок, в колбасных цехах, складах, тюрьмах, моргах, крематориях, психиатрических лечебницах, на артиллерийских заводах, в необъятных помещениях гидроэлектростанций, на скотобойнях, такую плитку клали в расстрельных комнатах НКВД – подвалах и полуподвалах, кирпичных застенках – в советских детских садиках, рюмочных и родильных домах, в отхожих местах всех ЗАГСов, министерств, штабов, судов, космодромов, отделений угрозыска, научно-исследовательских институтов, школ и адвокатских контор. Универсальная и незаменимая, несокрушимая плитка архи-практичного цвета (что-то среднее между охрой и хаки) – цвета закопченных работой и подневольностью трудовых российских лиц, людской пропотелой кожи, обильной русской земли деревенских погостов и пашен.

Опрятные рабочие в перчатках и чистеньких робах перекладывают на тележки и подъемники огромные пачки особой бумаги. Идет приемка ценного груза с Петербургской и Краснокамской печатных фабрик Госзнака – в столицу пришли огромные железные контейнеры, набитые увесистыми стопками листов-заготовок для купюр: банкнотная бумага с ворсинками и с покрытием химического реактива, который обнаруживается только специальными детекторами и ультрафиолетом. Листы с водяными знаками, полимерными вставками с зашитыми внутрь ступенчатыми волокнами – чередуются участками красного и синего цвета. Бумага уже нарезана на большие прямоугольники. На каждом листе – 28 купюр, напечатанных на сплошном полотне. Их получает просторный цех офсетной печати, затем белоснежные листы банкнотной бумаги аккуратно отправляют в огромную машину, больше похожую на доменную печь или шкаф для экзекуций – там каждый лист проходит между валами-цилиндрами, которые одновременно с двух сторон наносят на бумагу офсетные рисунки, после чего заготовки для купюр отлеживаются несколько дней и подсыхают, чтобы краска закрепилась.

Следующий цех – металлографической печати, где используются формы в виде плоских металлических пластин с трехмерным рисунком, который сделан особым прецизионным гравировальным станком. С помощью металлических форм на офсетную подложку банкнот печатают под высоким давлением рельефные элементы: сначала – на оборотную сторону купюр, а через несколько дней – на лицевую. Из цеха в цех деньги перевозят в специальных закрытых контейнерах.

Дальше следует микроперфорация: после металлографской печати большие банкнотные листы отправляют в лазерный станок – лазер прошивает в купюре мельчайшие отверстия,